… А впервые след этого негодяя проявился благодаря увлечению Визенталя филателией.
Среди филателистов, интересующихся тематикой полярных исследований, пользуются большой популярностью конверты с марками, погашенными на научно-исследовательских станциях «Северный полюс» (СП), дрейфующих в Северном Ледовитом океане. Каждая станция, начиная с «СП-4» (1956 г.), имела свой почтовый штемпель, которым гасились письма, отправляемые с СП через Ленинград во все уголки мира. Особенно интересны штемпеля на специальных служебных конвертах, которыми станцию снабжает ордена Ленина Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт (ААНИИ), находящийся в Ленинграде. Самыми редкими являются-служебные (фирменные) конверты, погашенные во время работы первой смены «СП-19» в период с 7.11.1969 г. до 31.12.1969 г. Таких конвертов разошлось по свету всего около 50 шт.
История их такова. «СП-19» начала работать 7 ноября 1969 г. в 1000 км от Большой земли, к северо-востоку от архипелага Де-Лонга. Коллектив состоял из молодых сотрудников ААНИИ и был назван комсомольско-молодежным. Его возглавил Артур Николаевич Чилингаров.
Поиски льдины продолжались несколько месяцев. Наконец, был найден ледяной остров 30-метровой толщины площадью в 100 кв, км. Самолеты доставили на льдину сотрудников и все необходимые грузы, среди них и специальные служебные конверты. В левой половине каждого из них — карта бассейна Северного Ледовитого океана, рядом с ней вверху справа — комсомольский значок (им и отличаются конверты, отправленные в указанный период). Над картой текст: «Ордена Ленина Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт Главного управления гидрометеослужбы при СМ СССР». Внизу под картой подпись: «Комсомольско-молодежная дрейфующая научно-исследовательская станция «Северный полюс-19». Нижний текст и комсомольский значок напечатаны красной краской, все остальное — синей.
На станцию было доставлено около 4500 таких конвертов, из которых, как уже говорилось, было отправлено около 50, большинство из них — самолетом, который 31 декабря 1969 г. доставил на станцию новогоднюю почту и елки.
А еще через четыре дня, в ночь с 4 на 5 января 1970 г. случилось непредвиденное: возникла критическая ситуация. Льдина, прочнее которой, казалось, трудно найти, села на мель вблизи острова Де-Лонга. Часть ледового острова была раздроблена на небольшие обломки, многие из них перевернулись. Гидрологи Эдуард Саруханян и Михаил Сериков вытаскивали из палатки приборы и вдруг почувствовали, как их, словно на оборвавшемся лифте, уносит вниз. Обломок острова оторвался и уходил в океан вместе с людьми. А. Чилингаров крикнул: «Наверх!» — и бросил им лестницу. Палатка медленно погрузилась в воду. Тут и там льдину прорезали трещины. Одна из них прошла под палаткой, где был ящик со служебными конвертами…
В марте 1970 г. участники дрейфа с помощью вертолета перебазировались с обломка на «основную» льдину. Научные наблюдения все время продолжались. 29 октября 1970 г. начала работать новая смена станции под руководством Н. П. Еремина. Этой смене были доставлены новые служебные конверты «СП-19» с измененным рисунком. Их тираж — 10 тысяч. Но вот тех первых конвертов филателистам досталось очень мало.
Однако дело не только в филателистах. Эта история имела совершенно необычное продолжение.
Минуло более 5 лет, и летом 1975 г. в Ленинград, в адрес ААНИИ пришел пакет из далекой Гренландии, в котором было письмо гренландских школьников и конверт из числа «погибших» в ту страшную ночь с 4 на 5 января 1970 г. Школьники писали, что весной 1975 г. они заметили на прибившейся к берегу льдине ящик. Добравшись до него, сняли крышку и, к своему удивлению, увидели в нем советские конверты. Эта находка помогла ученым: она дала новые ценные сведения о дрейфе льдов в Северном Ледовитом океане. Ранее ученые не имели данных о том, с какой скоростью льды плывут по Датскому проливу на пути к Гренландскому морю, теперь же находка в проливе Девиса дала возможность заполнить пустующую страницу в истории изучения Арктики.
Скажем сразу, что речь идет не о том браке, который исключают, а о том, который заключают. То есть, не о бракованных марках, которые филателисты не помещают в коллекции, а о семейных союзах, заключаемых на небесах, во дворцах бракосочетания, а на худой конец — в загсах.
Завершая разговор о том, как по-разному филателисты собирают марки, нельзя не вспомнить и об их женах, об их- отношении к увлечению своих мужей.
Без всякого сомнения, филателисты — лучшие из мужей (к автору это не относится — он не женат). Такой вывод сделали американские психологи. Собирание марок требует выдержки, спокойствия, терпения, умения экономно и целесообразно расходовать подчас весьма ограниченные средства. Все эти черты характера очень важны в браке. Но самое главное: филателисты считают, что чем марка старше, тем она дороже, и так же они смотрят на своих жен, которые поэтому могут не тревожиться, заметив у себя новую морщинку на лице. Филателисты не устают хвалить своих жен, если те не ревнуют их к маркам. А если жена разделяет с мужем увлечение, то это уже идеальный брак!
Бывают, правда, иногда кое-где и жены, требующие от мужей прекратить траты денег на «пагубную страсть». Иначе, грозят они, мужу придется вместо обеда довольствоваться разглядыванием филателистических материалов, подобных конверту первого дня (рис. 50), который посвящен французской гастрономии.
Рис. 50
Но есть, есть жены — верные подруги филателистов!
Несколько лет назад в одном из западногерманских филателистических журналов было опубликовано письмо читательницы, которое мы приводим с незначительными сокращениями:
«Имущество моего мужа, привезенное на снятую после нашей свадьбы квартиру, состояло из нескольких альбомов и коробки из-под обуви, заполненных марками. Я отнеслась к этому спокойно, так как поклялась любить его со всеми достоинствами, слабостями и склонностями. В конце концов, эти цветные картинки ничем мне угрожать не могли. Но так мне только казалось!
Вскоре я стала понимать, что собирание марок — это не такое уж безобидное хобби.
Это не было занятием в часы досуга — оно заполняло собой все время! Это был не конек, а мировоззрение. Оно внесло большие перемены в мою жизнь. Во-первых, мне запрещено открывать конверт указательным пальцем и велено применять нож, так чтобы не повредить марку на письме. Я была обязана вырезать марки с величайшей осторожностью, желательно перед прочтением письма…
В мои обязанности также входило клянчить употребленные марки у коллег, поставщиков и всех доступных мне людей. Я должна была рыться на чердаке в доме родителей и в связках писем, полученных в свое время от бывших поклонников. Их было много, но мой муж не испытывал ни малейшей ревности. Важны были не письма — конверты. Кстати, о поклонниках и друзьях: я считала их обществом разносторонних индивидуальностей. Вскоре, однако, я поняла, что мир состоит собственно из двух типов людей — тех, кто собирает марки, и тех, кто их не собирает.
Я не жила обособленно от увлечения своего мужа и не была отстранена от его коллекций. О нет, он привлекал меня для самых мелких услуг, и со временем все чаще. Я должна была мыть рядовые марки, каталогизировать их, сортировать и раскладывать по конвертам двойники, печатать на машинке письма к корреспондентам, мне разрешалось (иногда) рассматривать и более редкие экземпляры. Но никогда — прикасаться к ним!
За все годы мой муж даже не заметил, что я стала чем-то вроде тайной филателистки. С другими женщинами, безусловно, происходит то же самое. И не раз я задумывалась, не настало ли время, чтобы почты всех стран издали наконец марку, посвященную «благоверной жене филателиста». Может, но не уверена, он заметит, какой ценный экземпляр есть у него дома, если этот экземпляр будет, в конце концов, под соответствующим номером фигурировать в-каталоге».
Процитировав это милое письмо, автор хочет пожелать, чтобы все жены так относились к филателистическому увлечению мужей, а те, в свою очередь, высоко ценили такое отношение. Единственное предостережение представительницам прекрасной половины человечества: не перестараться подобно одной супруге, которая, желая сделать приятное своему мужу, в его отсутствие оклеила самыми редкими марками из его коллекции стену против письменного стола, чтобы он мог всегда иметь своих любимиц перед глазами.