Я уловила злость в его голосе. Он не мог знать, как больно мне это слышать.
Тем временем я перенесла все свое внимание на предложенное нам меню. Оно было затейливо украшено забавными рисунками, изображавшими толстых монахов в ситуациях, не всегда соответствующих их сану. Я не смогла удержаться от восторженного восклицания.
Себастьяно рассмеялся.
— Неплохо, правда? Надеюсь, это не оскорбит вашего религиозного чувства? Мне кажется, что хозяин ресторана просто лишний раз напомнил кавалерам, которые приводят сюда дам, что необходимо хотя бы иногда соблюдать библейские заповеди.
Я уверила его, что ничуть не оскорбилась. Кроме того, я никогда не считала себя чересчур набожной. Потом мне припомнился случай с одной девочкой из нашей школы. Она приклеила на свой шкафчик бумажку с молитвой — монахини потом отодрали ее — надпись гласила: «Пресвятая Дева, зачавшая без греха, дай мне согрешить, не зачав».
Себастьяно от души посмеялся над этой историей. Время пролетело незаметно, и я напрочь забыла о том, что собиралась обсудить с ним.
Себастьяно не прерывал меня, пока я во всех подробностях рассказывала ему о приступе, который случился с Питом, но когда я смолкла, он одарил меня отнюдь не восхищенным взглядом.
— И вы скрыли это от Франчески? Кэти, мне даже не приходило в голову, что вы можете быть так беспечны.
— Я бы непременно позвонила вам, если бы вы были в городе. Мне не нравятся ее методы воспитания.
— Уверяю вас, она следует моим инструкциям. А вы излишне сентиментальны, Кэтлин.
Этого я тоже не отрицала, но мне не нравится, когда меня считают славной безмозглой красоткой.
— Это вы порекомендовали, чтобы он жил в доме без няни, гувернантки или воспитательницы? Чтобы его лишили общества сверстников? Ведь на вилле нет никого, кто проявлял бы к этому ребенку хоть немного теплоты и участия, кроме кухарки, с которой он практически не сталкивается.
— Я посоветовал Франческе, чтобы она отдала его в школу. Для него так будет лучше. Существуют великолепные учебные заведения...
— Почему она ничего не сделала? Почему вы не настояли на своем?
— Вмешаться? Спорить с Франческой? — Он засмеялся нервным смехом. — Мне иной раз приходится иметь дело с самыми разными представителями аристократии. У них, как правило, уже нет реальной власти, порой они просто глупы и необразованы, тем не менее, их окружает какая-то аура превосходства.
— Франческа могла стать харизматической личностью, если бы родилась в канаве, — печально заметила я. — Полагаю, вам будет приятно узнать, что она планирует осуществить серьезные перемены в его жизни. Буквально в течение следующих нескольких дней.
— Что? Графиня не говорила мне. Хотя... — горько добавил Себастьяно, — вполне возможно, она считает, что ничего особенного и не происходит, а, может, не желает делиться со мной своими планами. Она же не станет предупреждать заранее своего парикмахера или дантиста, что больше не нуждается в его услугах.
— Вот мы и подошли к этому, — с улыбкой заметила я. — Вам, серьезному и уважаемому психиатру, не кажутся смешными подобные слабости в характере Франчески?
— Ваша новость застала меня врасплох. Быть может, это несколько самонадеянно с моей стороны, но я предполагал, что она непременно проконсультируется со мной, прежде чем круто менять судьбу ребенка. Доктор, которому придется наблюдать Пита, будет рад, если я поделюсь с ним своими умозаключениями и результатами лечения. А как скоро могут осуществиться эти планы Франчески?
— Вероятно, мне не следовало затрагивать эту тему...
— Не волнуйтесь, я не собираюсь выдавать вас, но мне необходимо знать то, что уже знаете вы.
Себастьяно выглядел сейчас деловито, как истинный профессионал, очень собранный. Я не могла не согласиться с его доводами. Я передала ему слова Франчески.
— Она собирается покинуть виллу? — изумленно воскликнул он. — Но ведь... В таком случае, вы уезжаете...
— Рано или поздно, это обязательно должно было случиться.
— Да, естественно. Даже не знаю, почему вдруг у меня сложилось впечатление, что вы останетесь здесь навсегда. Это значит, что я никогда больше не увижу вас...
Он бережно взял мою руку и пристально посмотрел мне прямо в глаза. Его огорчение льстило мне, но в то же время вызывало чувства, которые мне не хотелось испытать вновь.
— Так кто же из нас сентиментален, — смеясь, проговорила я. — В один прекрасный день я вернусь домой. Мое путешествие было не особенно приятным...
Мы еще долго сидели в ресторане, потягивали бренди, беседовали, в основном, конечно, о Пите. Мы говорили с ним о стране, которой Себастьяно гордился и сожалел, что у меня слишком мало времени, чтобы как следует познакомиться со всеми достопримечательностями его родины.
— Надеюсь, мы еще увидимся до вашего отъезда, — с надеждой в голосе произнес Себастьяно.
— Не будем пока строить планы. Я еще не знаю своего расписания на ближайшие дни. Кроме того, Франческа по непонятной мне причине не одобряет наших встреч. Мне не хочется сердить ее.
— Насколько я понял, вы тоже чувствительны к аристократической ауре.
— Не в этом дело. — Я не могла раскрыть ему истинную причину, по которой мне просто никак нельзя портить отношения с Франческой. Она ведь еще не сказала точно, что согласна отправить Пита в Штаты вместе со мной: если я расскажу это Себастьяно, он может ненароком выдать меня вопреки горячим заверениям и обещаниям, а уж Франческа непременно будет возмущена тем, что я слишком тороплю события.
Но Себастьяно не желал прекращать обсуждение этой темы. По пути домой он продолжал уговаривать меня еще ненадолго задержаться в Италии.
— Вы так мало видели, ничего толком не успели испытать. Просто возмутительно с вашей стороны приехать сюда на столь короткий срок. Вам ведь совсем необязательно жить у Франчески, есть масса других мест.
Другие спальни... другие кровати... Себастьяно не стал продолжать, ожидая, что я отвечу на его намек. Он был консервативен, несмотря на свои современные манеры — не в его правилах сделать предложение женщине, которая стала вдовой всего три месяца назад, — аристократическая аура не могла не оказать своего влияния и на него. Если бы не Пит, кто знает, как бы я поступила в этом случае... Поэтому я сделала вид, что не поняла его, рискуя показаться простодушной.
Он все еще ждал ответа, когда мы остановились у дверей виллы.
— Не уходите вот так сразу, — просил он. — Еще не поздно, смотрите, в окнах горит свет...
Я никогда не была в восторге от занятий любовью в автомобиле. Если Себастьяно действительно хотелось продлить наше последнее свидание, можно было сотни раз свернуть с дороги на обочину... Таких мест мы с ним проезжали достаточно. Казалось, я понимала причину его медлительности. Она была по-детски несерьезной. Себастьяно хотел быть уверенным в том, что кто-нибудь из обитателей виллы обязательно проснется и выглянет из окна, до того как...
Одно из освещенных окон было окном моей собственной спальни. Золотистый отсвет падал из него на улицу. Он был едва виден сквозь дождь. Но я знала, что сейчас делает человек, который зажег у меня свет: он пристально вглядывается в стоящую под дождем машину.
Возможно, это была Эмилия, которая вынуждена дожидаться моего возвращения, чтобы закрыть входную дверь. Эта неугомонная женщина, наверное, решила разобрать мне постель или просто прибрать в комнате в мое отсутствие. Мне показалось, что тень в окне была гораздо выше и тоньше...
— Думаю, мне пора, — твердо сказала я.
Себастьяно снова взял меня за руку.
— Знаете, мне гораздо труднее попрощаться с вами, чем я предполагал. Скоро в Нью-Йорке состоится конференция...
Мне пришлось согласиться встретиться с ним в Нью-Йорке, обязательно позвонить ему до отъезда из Италии и непременно найти время для встречи. Под конец я уже была согласна войти в дом вместе с ним или ограбить банк, я была уже согласна на все, только бы он побыстрее отпустил меня. Я даже не оглянулась, чтобы удостовериться, что на этот раз он благополучно выбрался за пределы поместья.