— Особенно о таких чудесных приключениях, как ваши, — добавила Яэль.
Губы Эверарда изогнулись в улыбке.
— Как говорил один писатель, приключение — это когда кто-то другой переносит чертову уйму трудностей за тысячи миль от тебя, — произнес он. — А когда ставки высоки, как сейчас, ситуация вовсе не напоминает приключение. — Он сделал паузу. — Я, конечно, могу рассказать одну историю, но так, без особых подробностей, потому что предшествующие события довольно запутаны. И… Слуга больше не зайдет?.. Тогда я, пожалуй, выкурил бы трубочку. Кстати, не осталось ли в горшке еще немного этого восхитительного кофе? То, что в этой эпохе не знают кофе, только усиливает удовольствие.
Он уселся поудобнее, затянулся, наслаждаясь вкусом табака, и ощутил, как тепло нового дня разливается по всему телу.
— Мне было предписано отправиться в Южную Америку, в Колумбийский регион, в конец 1826 года. Местные патриоты под предводительством Симона Боливара сбросили испанское владычество, однако столкнулись со множеством собственных проблем. В их число входила и тревога за самого Освободителя. В Конституцию Боливии тот включил положения, которые давали ему чрезвычайные полномочия пожизненного президента. Собирался ли он превратиться в некоего Наполеона и подчинить себе все новые республики? Командующий войсками Венесуэлы, которая тогда входила в состав Колумбии и называлась Новой Гранадой, поднял восстание.
Не то чтобы этот Хосе Паэс был таким уж альтруистом — скорее наоборот. Грубый, жестокий человек — одним словом, негодяй. Впрочем, детали не имеют значения. Я и сам не помню их как следует. Суть в том, что Боливар, который тоже родился в Венесуэле, прошел маршем от Лимы до Боготы. Это заняло у него всего два месяца — по тем временам, недолго. Овладев очередным районом, он вводил там военный режим в рамках президентского правления и продолжал двигаться в глубь Венесуэлы, на Паэса. Кровопролитие становилось все более массовым.
Тем временем агенты Патруля, осуществлявшие контроль над историей, обнаружили, что все идет как-то не так… Боливар отнюдь вел себя не как самоотверженный гуманист, каким, в общем, описывали его биографы. Он обзавелся невесть откуда появившимся другом, которому полностью доверял. Порой этот человек давал ему блестящие советы. Однако создавалось впечатление, что он может превратиться в злого гения Боливара. А биографы о нем никогда даже не упоминали…
Я оказался в числе оперативников, которых направили на расследование. Причиной тому послужили некоторые изыскания, проведенные мной в этой глухомани еще до того, как я впервые услышал о Патруле. Они-то, кстати, и породили во мне несколько необычное предчувствие по поводу того, что надо делать. Мне нипочем не удалось бы выдать себя за латиноамериканца, однако я мог стать янки, наемником, который, с одной стороны, пылко поддерживает Освобождение, с другой — надеется на нем заработать, а главное — будучи в достаточной степени macho[16] — тем не менее свободен от традиционного американского высокомерия, что оттолкнуло бы этих гордых людей.
Расследование шло долго и в общем-то скучно. Поверьте мне, друзья мои, девяносто девять процентов оперативной работы сводится к терпеливому сбору малоинтересных и обычно не относящихся к делу фактов, причем все время то гонка идет, то сидишь и чего-то ждешь. Скажу лишь, что мне попросту повезло, и я довольно быстро сумел внедриться, завести нужные знакомства, раздать кому надо взятки, найти информаторов и получить необходимые сведения. В конце концов никаких сомнений не осталось: этот неясного происхождения Бласко Лопес прибыл из будущего.
Я вызвал наших парней, и мы ворвались в его дом в Боготе. Люди, что мы захватили, были по большей части из местных — безобидные крестьяне, которых наняли в качестве прислуги, однако и то, что они сообщили, оказалось полезным. Сопровождавшая Лопеса любовница была его сообщницей. Она рассказала нам гораздо больше прочих — в обмен на то, что ей предоставят удобное жилище на планете изгнания. Однако сам главарь вырвался на свободу и бежал.
Один-единственный всадник, направлявшийся в сторону Восточных Кордильер, которые виднелись на горизонте… один-единственный всадник, который ничем не отличался от десяти тысяч истинных креолов… мы не могли использовать для его поиска темпороллеры. Нас бы сразу заметили. Кто знает, к какому результату это могло привести… Заговорщики и без того нарушили стабильность временного потока.