Кроме того, долго работающее в языке слово является и связующим звеном в диалоге поколений. Если язык будет быстро меняться, то может случиться так, что родители и дети будут разговаривать на совершенно разных наречиях, с трудом понимая друг друга.
И Даль в искреннем желании вернуть языку народные основы, точность, изобразительную яркость впадал в крайности — правда, другого рода, — вызывая на себя критические стрелы. Однажды он пытался убедить Жуковского в преимуществах народного способа выражения перед книжным, приводя следующие примеры: «Казак седлал лошадь как можно поспешнее, взял товарища своего, у которого не было верховой лошади, к себе на круп и следовал за неприятелем, имея его всегда в виду, чтобы при благоприятных обстоятельствах на него напасть»; на народном языке то же самое выглядит следующим образом: «Казак седлал уторопь, посадил бесконного товарища на забедры и следил неприятеля в назерку, чтобы при спопутности на него ударить».
Жуковский не согласился с Далем, заметив, что во втором случае он будет понятен лишь казакам, да и то не всем. Подобные переводы — очевидное насилие над языком, и Даль понял это не сразу. Логика его стремлений понятна и объяснима. Вот если б развитие языка происходило по той же схеме… Несколько позднее Даль смягчает свою позицию, характеризует свой Словарь как собрание материалов, из которых писатель вправе черпать то, что ему необходимо для творчества, — выбор за ним.
За свой Словарь Даль удостоился Ломоносовской премии Академии наук и звания почетного академика, Этнографическое отделение Русского Географического Общества присудило ему золотую Константиновскую медаль, отметил его труд и Дерптский университет, где автор когда-то учился на медицинском факультете.
Несколько слов следует сказать об истории с избранием Даля в почетные академики, так как она довольно убедительно характеризует нравственную обстановку в научной среде того времени. После выхода в свет Словаря вопрос об избрании составителя академиком возникал неоднократно, однако этому препятствовало его постоянное пребывание в Москве, а по тогдашнему уставу Академии ее действительные члены должны были непременно жить в Петербурге. Ограничивал устав и количественный состав Академии. Возникшие препятствия носили вроде бы формальный характер, нисколько не умаляющие заслуг Даля, дело тем не менее не двигалось. И вот для выхода из тупика академик М. П. Погодин предложил коллегам неожиданный ход: «Словарь Даля кончен. Теперь Русская Академия наук без Даля немыслима. Но вакантных мест ординарного академика нет. Предлагаю: всем нам, академикам, бросить жребий, кому выйти из академии вон, и упразднившееся место предоставить Далю. Выбывший займет первую, какая откроется, вакансию».
Для поколений второй половины XX столетия Далев Словарь — книга Руси, по сути, уже ушедшей, и, видимо, ушедшей безвозвратно. Но утраты эти, тянущиеся бесконечным печальным мартирологом через все четыре тома, убедительно опровергают насаждавшиеся долгие годы представления о нашем прошлом как сплошь «темном царстве», пристанище лени, пьяни и рвани. Если б все было именно так, то, убежден, не собрать бы Далю такого богатейшего словарного свода, рассказывающего сегодня нам о разнообразном и неповторимом предметном и духовном мире русского человека, его характере, мечтах о счастливой доле, свободе, о любви к земле и вере в созидательные силы человека…
Новейшая же наша история — это история потерь и разочарований, ибо приобретения не равноценны утратам, наши завоевания не улучшили жизни народа, не сделали его свободным даже в личной жизни, несмотря на прекрасные лозунги, под которыми собирались силы для переустройства России. Мечта Достоевского о «всемирности» русских в результате опрометчивых социальных экспериментов выродилась в стандартизированную одинаковость, безликость целого народа, утратившего духовное лидерство в мире…
Много мыслей навевает Словарь. По нему, как по камертону, мы можем судить о степени разрушения современного русского языка, удручающей его скудости на фоне несметных богатств, предлагаемых Словарем; он дает нам представление об исчезновении многих национальных особенностей народа, что неизбежно приближает нас к тому опасному порогу, за которым начинается вырождение нации; наводит на горькие мысли о серьезном обмелении духовной жизни, следствием которой стала нравственная деградация современного человека, его одичание, рост агрессивности, преступности…