— Да отстать ты от меня, полоумная! — сделал шаг от неё Иван, отмахиваясь, как от осы.
— Не прощу! Никогда тебе этого не прощу, слышишь?
— Отвяжись!
Ба-бах!
Все замерли под очередной звон стекла и грохот комьев штукатурки.
— Что, — будто даже обрадовался Мартынов, — не нравится, что он чпокнул твою подружку, да?
А на меня всё равно, значит, да?
— Да! — вытянула на него шею Кристина. — Всё равно! Видеть тебя не могу! Опостылел, сил нет! Хоть застрели из твоего ружья, всё равно никогда тебя не полюблю. Отвратителен ты мне, не могу больше! — Казалось, ещё чуть-чуть, и она действительно наплюёт на опасность и накинется на мужа.
— Застрелить? — вскинул ружьё Мартынов.
— Стреляй! Стреляй, козёл уродливый! — всё-таки сделала на него шаг.
— Э… эй, вы чего… да прекратите вы! — взял её за рукав Ваня.
— Стреляй! — оттолкнула его Кристина. — Пусть стреляет! Лучше сдохнуть, чем…
— Да не выду… — тут Иван увидел выражение лица Толика и, так как у мужчин мозг работает немного по-другому, чем у женщин, первым среагировал на эту мимику — успел заслонить собой только половину фигуры рядом стоявшей женщины, но этого оказалось достаточно.
Ба-бах!
Плечо опалило словно раскалённым железом. Боль отозвалась в сердце. Оно кольнуло сильно, резко, как шомполом. Иван зажмурился что есть мочи, чтобы не закричать и не взвыть.
«Кнопка уехала… ну и хорошо».
И мир перестал существовать.
— Ванька! Ну что ты будешь делать с этим ребёнком! Что за несносный мальчишка!
Иван распахнул глаза и повернул голову на голос. В дверях больничной палаты стояла мать.
Вернее, то, что от неё осталось.
Сильно похудевшая, не очень аккуратно стриженная, простоволосая, без косметики, с чёрными набрякшими кругами под глазами — небольшой укол в самое сердце Иван почувствовал даже сквозь обезболивающие и седативные препараты.
Из-за плеча Жанны Ивановны выглядывала Арина. Её молоденькая симпатичная шкодливая мордашка светилась от радости и нетерпения, чем ещё сильнее подчёркивала не самый цветущий вид мадам Темниковой.
Наконец мать отмерла и ринулась в комнату. На ходу бросила на соседнюю пустующую кровать дублёнку с шапкой и туда же скинула через голову шарф.
— Здравствуй, сынок, — приблизилась и склонилась осторожно, грея дыханием замёрзшие на морозе руки. Обняла лицо сына и расцеловала в щёки с отросшей щетиной.
— Привет, мам, — Иван устало и бессильно улыбнулся. Он тоже очень соскучился, хоть и с детства привык быть от неё далеко. Поэтому сейчас появление мамы знакомо расслабило и успокоило даже получше лекарств.
Арина вошла вслед за Жанной Ивановной и поставила на тумбочку пакет.
— Привет, — поздоровалась робко и скованно, чувствуя себя здесь лишней. — Мы с дедушкой пришли. Он там с врачами разговаривает.
Мать металась глазами между лицом ребёнка и его забинтованным, зафиксированным плечом. Хотела прикоснуться к ране, но не решилась.
— Ваня, ну как же так… а? — на глаза навернулись слёзы. — Что же это такое!
— Мам, всё обошлось.
— Обошлось! — подпрыгнула на месте женщина. — Я тебе дам, обошлось! — погрозила пальцем. — И надо было под пулю лезть — я чуть умом не тронулась! Думала вообще крыша поедет, пока добралась. Хоть опять в закрытую школу прячь! — Она приложила руку к губам, чтобы скрыть их дрожь. — Ванечка, ну как же так получилось. — И вдруг её глаза сверкнули холодным металлом. Агрессивной, почти мужской злобой. — Попался бы мне этот Мартынов, я б его сама бы пристрелила, и рука б не дрогнула.
— Бывает, ма. Зато ты вот… — он взял её ладонь и переплёл их пальцы, — смогла приехать. — Посмотрел на руки и невольно удивился, не обнаружив у Жанны Ивановны маникюра. Не помнил он, чтобы мадам Темникова ходила с не накрашенными ногтями.
— Ага, повезло прям, — кивнула она с укором. — Да я бы ещё… отсидела, только бы в тебе дырок не было.
Иван всеми этими причитаниями был уже сыт по горло и даже больше, потому как на этот раз над ним охала и ахала даже Марго!
— Как ты доехала, — отвлёк маму.
— Ой, как я добиралась! — всплеснула свободной рукой. — В Чусовой ничего не летает, не ездит. Морозы под сорок! — Окинула сына ласковым взглядом и опять погладила по колючей щеке. — Но я бы и пешком дошла.
— Как тебе там, ма?
Жанна Ивановна горестно вздохнула и шмыгнула красным от мороза носом.
— Сынок, ты же знаешь, я и в бункере с гремучими змеями выживу. Я ведь двужильная.
Иван оглядел её лицо будто заново.
— Похудела.
— Ага. — Кивнула и заулыбалась как девочка — молодо и залихватски — Сбылась мечта идиотки.