– Нет, околели все индюшки.
Там, за сараем, неподвижны тушки.
Болезнь свалила или отравились.
О чем мы перед Богом провинились?
Примчалась на место драмы Анна,
Лежат индюшки бездыханны
На солнце, ветер перья шевелит.
«Пропало мясо, вкусный дефицит,
А вареных и жареных индюшек
Всегда приятно под вино покушать, —
Качая головой, посетовала Анна. —
Но почему вдруг сразу, странно?
Весь молодняк, как молнией, убит,
Быть может это птичий грипп?
Коль так, то мясо не годится.
Есть риск реальный отравиться,
А вот перо вполне сгодится.
И на перину, на подушки..»
И быстро общипала Анна тушки.
Для новобрачных ложе станет мягкий.
Схватила голых птиц за лапки.
В тележку погрузила, отвезла
На свалку, завершив с бедой дела.
Корзину с ярким пухом и пером
Внесла она в просторный дом.
Серп месяца на небе, звезды
И синий вечер, тихий поздний.
Вдруг у калитки птичий крик
И Анна в доме замерла на миг.
– Эх, расшатались, очевидно, нервы,
Почудилось, пригрезилось, наверно?
Но снова те же звуки птичьи
Услышала отчетливо, отлично.
Примчалась через двор к калитке:
Увидела, индюшки живы, не убиты.
Общипаны, как моль, они бледны,
Лишь угольками гребешки видны.
Едва держась, в развалку.
Пришли они, убогие, со свалки.
– Свят, свят! – перекрестилась. —
Неужто это мне приснилось.
Иван с похмелья вскоре подоспел,
На птиц взирая, сразу же прозрел:
– Они ведь выжимок наелись
И потому от хмеля окосели.
Ты шибко не волнуйся, не тужи,
Эх, тунеядцы, птицы-алкаши.
Пусть обрастают и пером, и пухом…
… Но по селу полезли слухи,
Мол, Анна тронулась умом
И скоро поместят ее в дурдом.
Приехал из райцентра психиатр.
Увидел птичий в неглиже парад.
И понял: дело очень странно,
В больнице оказалась Анна.
Когда нет адекватного ответа,
Молва тогда страшнее пистолета.
Волнуется, переживает Настя,
Неужто, отвернулось счастье?
Что нас не убивает – закаляет.
Вот истина времен, а не сатира:
Не сотвори себе кумира.
НАЛОГ НА… НАВОЗ
Ломал от скуки голову едрос:
На что налог придумать?
– На.. на-во-з-з! —
Идея дармоеда осенила,
Пригрезилось ему свиное рыло,
Что уминает скудную еду
И отравляет внешнюю среду.
Коровы, козы, овцы гадят,
Псы, кошки, куры тоже гады.
Повсюду оставляют экскременты,
Как чуждые природе элементы.
Изъять за них с крестьянина налог,
Пусть платит, жалкий лох,
Поскольку экологию не ценит.
Забьет свинью или лишится денег?
Ему корова тоже ни к чему.
Рогом упрется – посадить в тюрьму.
Лепешку от коровы и навоз
Признал отравой жуткою едрос,
Причислил к группе пятой,
Где яды, газы и суровый атом.
А кто заплатит за утробный газ,
Что стравливает высший класс?
Ведь хавает с лихвой деликатесы,
Поэтому и газ, считай, от беса.
У Няши тоже часто мироточит,
Срубить бабло с пиара хочет.
Недаром надоумил Николай:
Служи царю и дурочку валяй.
Он за навоз не взыскивал налоги,
А нынче почитатели убоги.
Стяжательством они поражены,
Временщики, а не творцы страны.
Явись, Геракл, очисть конюшни,
Чтобы жилось народу лучше.
Ведь от налогов и поборов
Убытки, нищета и горе.
В каком дурдоме – белом
Или в шумной думе
Смогли налог навозный
«мудрецы» придумать?
Сто лет буренки на лугах паслись,
Но отравляли крохоборы жизнь.
Злорадствуя и раздувая ноздри,
Налогом заберут и свет, и воздух.
ЦИТРУС
Роман слыл необычною натурой,
Старался отличиться он фактурой.
Супруга родила на радость сына,
Для первенца искал упорно имя.
Друзья давали разные советы,
Мол, назови ребенка Ваней, Петей,
Сергеем, Николаем или Витей…
Имей в виду, что Витя – победитель.
– Таких имен, хоть пруд пруди
Ребенок у меня, пока один
И должен, чем-то выделяться,
А значит, необычно называться, —
Упрямо отвергал он все советы,
До дыр листал имен буклеты.
Лишь через месяц появился в ЗАГСе
С женой, младенцем: Дамы, здрасте!
Радушно им сказали: Поздравляем!
– Ребенка Цитрусом назвать желаем, —
Невозмутимо произнес Роман. —
Чтоб резво рос и знаменитым стал.
Вы поглядите, до чего смышленый
И имени чудесного достоин.
По всем приметам это гений.
На Цитрус реагирует мгновенно,
Высокий лоб, как у Сократа,
А значит, будет и ума палата.
Заткнет он академиков за пояс.
О будущем его я беспокоюсь.
Недаром мы с Дуняшей постарались.