— Рок, — уже серьезно говорит Майк, — клянусь, я был девственником, когда прилетел на этот остров. Я, конечно, начитался книг и теоретически все в принципе знал, но сам никогда раньше к женщине не прикасался.
— Вот это да! И вам не стыдно?!
При виде его сильно помятой физиономии я больше не в силах сдерживать смех.
— Но это правда, — смущенно кивает Майк, — меня всегда больше интересовал спорт…
— Мальчик мой, — говорю я, — в жизни так много интересного…
Я иду за ним в соседнюю комнату. Оказывается, все это время Майк удерживал дверь. На беднягу тотчас же набрасываются две фурии… Я хватаю одну из них за то место, которое первым подворачивается под руку, перекидываю через колено и устраиваю одну из тех порок, о которых можно прочесть в Святом Писании. Затем снова ставлю на ноги и с размаху посылаю ей свой кулак прямо в глаз. Это Сэлли… Я узнаю ее по укусу на плече. Но девушка все не успокаивается. Я увожу ее в другую комнату и запираю там. Потом возвращаюсь и обнаруживаю Майка верхом на спине у Мэри, которая лежит ничком на кровати и уже, похоже, не шевелится.
— Ненавижу бить женщин, — говорю я, — но стоит ли считать эти создания женщинами?
— Нет, — отвечает Майк. — Пора сваливать…
— Чешем назад? А чем порадуем Энди?
— Ничем. Все это он и так знает. Зигману про Шутца и его делишки известно столько, что можно написать толстенный том вроде «Вебстера»[3].
Я усаживаюсь рядом с ним, прямо на ляжки Мэри. От них веет теплом.
— А классно работать детективом, — говорю я и сладко потягиваюсь. Однако время, наверное, уже приближается к шести утра, и я начинаю помирать с голоду. — А то, что вы говорили про Шутца, действительно правда? И про этих Поттара и Каплана? Чего же он хочет?
— Стать президентом Соединенных Штатов, — отвечает Майк.
— Но ведь каждый американский гражданин может стать президентом Соединенных Штатов, — возражаю я. — Об этом везде написано. И чем он плох? При нем у сенаторов будут хоть красивые рожи.
— Знаете что, — говорит Майк, — сейчас вы скатываетесь в лагерь противника. А вспомните-ка про таблички насчет «дефекта внешнего вида», про то, что с вами было в Лос-Анджелесе, про похищенных девушек…
— Да фиг с ними, — говорю, — все они извращенки. Особенно если такие, как Мэри Джексон, то пусть Шутц подавится…
— А операции? — настаивает Майк. — Вы что, Рок, забыли про операции?
— Но он же утверждает, что это его секретари оказались мошенниками. Док, кажется, назвал братьев Петросян, да?
— Нет, это недопустимо, — возмущается Майк. — Мы не можем позволить каждому вершить правосудие по-своему.
— Вы, может, предпочитаете, чтобы этим занималась банда продажных политиканов? — не унимаюсь я. — Конечно, насчет того, чтобы поубивать всех уродов — та еще идейка. Но мы же с вами в другой категории, так?…
Тем временем Мэри явно решила, что наша с Майком беседа слишком затянулась, и она начинает дергаться, пытаясь скинуть нас на пол.
— Спокойно! — приказывает Майк и громко шлепает ее по попке.
— Ой-ой-ой! — стонет девушка. — По мне как будто прошелся каток…
— По мне тоже, — говорит Майк, — так что заткнитесь. — И продолжает: — Вы только подумайте, Роки, сколько же людей придется убрать! С ума сойти!
— Но если это уроды… Зато как потом будет хорошо!
— Да поймите, они просто необходимы, — не унимается Бокански. — Боже мой, без уродов нам никак не обойтись… Я же говорю, вы просто не отдаете себе отчета… Ну, например, кто пойдет в кино, если все вокруг будут красивы, как Аполлон?
— А что, пойдем смотреть на уродов, — говорю я. — Достаточно будет оставить несколько дюжин.
— Неужто вы не понимаете, что в таком случае придется быть уродом, чтобы иметь успех у женщин? — продолжает Майк. — Все эти козлы с кривыми рожами будут ходить королями, ну а нам останется только перейти на самообслуживание… Вот это и будет класс, как вы говорите?
— Да, я сражен, — это убедительный аргумент, тем более он ad hominem[4]. Ясно, что сейчас у нас с девушками проблем никаких… но посмотрите, к чему это нас приводит? Храним невинность до двадцати лет и даже больше.
— Да просто мы — идиоты! — рявкает Майк. — Но это вовсе не повод обрекать на гибель все человечество, даже если оно состоит из еще больших кретинов.
— Нет, с этим я никак не могу согласиться. Во-первых, мы вовсе не идиоты, мы целомудренны, а это похвально, а во-вторых, что до всех прочих, то видал я их в одном месте…
— Я тоже, — кивает Майк, — но стоит мне заикнуться об этом Энди Зигману, он разорется и будет доказывать, что я вообще деревня. Поэтому лучше уж останусь верен клятве секретного агента. Давайте уберемся отсюда, доложим Энди, а дальше пусть он сам разбирается.
— Ладно, пошли. Только как?
— Откроем дверь и выйдем.
— И наткнемся на напашу Шутца с автоматом. Нет, так не годится.
— Да что вы? — возмущается Майк. — Чепуха какая! Док у себя в кабинете, работает.
— Ну пошли, посмотрим.
Мы разом поднимаемся, а Мэри остается лежать. Она лишь облегченно вздыхает и тотчас погружается в сон. Что ей сейчас не повредило бы — так это расческа и ершик для мытья бутылок.
Майк подходит к двери, открывает ее и выглядывает в коридор: сначала направо, потом налево.
— Порядок, — говорит он. — Можем топать.
Он выходит за дверь, я следом. Делаем несколько шагов. Все тихо и спокойно. Начинаем искать лестницу.
— Это там, — уверяет Майк.
Эх, сейчас бы сюда его собаку — не было бы проблем… Это место нагоняет на меня тоску. Вот и лестница. Все очень просто. Но наверху двери оказываются запертыми. Тоже, кстати, ничего сложного.
28
Шутц отправляется в отпуск
Мы пытаемся открыть первую дверь. С четвертой попытки она поддается. Мы стараемся шуметь как можно меньше, но силы уже на исходе… Оказывается, делать что-либо бесшумно ужасно утомительно.
А за первой дверью, естественно, вторая.
— Мне это обрыдло, — говорю. — Все, я зову кого-нибудь. Сейчас буду кричать. Вернее, орать. Точнее, вопить как резаный… У-а-у-а-у-а-у-а!
Я визжу так, что самому Тарзану стало бы стыдно, и мне сразу легчает. От стен огромного зала, где мы сейчас торчим, отдается мрачное эхо.
— Вы чокнутый, Бэйли, — комментирует меня Майк. — Ну, наорались, а дальше что?
— Облегчение, Майк, попробуйте сами. Класс!
И я снова принимаюсь вопить. Только на этот раз я чувствую, что уже синею от натуги, и слышу, как бокалы зазвякали на столе.
— Это что! — восклицает Майк. — Я еще не так умею! Вот, послушайте.
Он расставляет ноги пошире, складывает руки рупором и испускает самый могучий рев, какой только слышали стены славного Иерихона. Я не собираюсь отставать и вторю ему что есть сил. Так мы стоим и орем друг другу в физиономию, как вдруг мне на спину обрушивается ведро ледяной воды. Я-то уже забыл, что стою совсем голый, но тут мигом вспоминаю об этом. Майк оборачивается… С ним обошлись точно так же…
— Ах ты свинья, чтоб тебя разнесло на куски! — кричит он. — Дайте же людям спокойно повеселиться!
А сзади нас… но это же он, подлец, гнусный мужлан…
Короче, тот самый тип, который тогда засунул мне в задницу электроды. Ну все, приятель, ты — труп. Я подпрыгиваю и опускаюсь уже на бегу. Но он предвидел такую реакцию и несется метра на два впереди. Майк пускается следом, и коридоры шутцевой виллы сотрясаются от топота скачущих вприпрыжку диких кенгуру.
Мерзавец отрывается от нас все больше и больше, так как местность ему знакома, и он то и дело открывает нужную дверь и прибавляет прыти. Но вот я почти достал его, обзывая при этом на бегу разными словами:
— Сукин сын! Придурок! Тупая рожа! Ну-ка стой, если ты не трус!
Куда там, ведь я килограммов на тридцать тяжелее… В душе я, конечно, сам тот еще трус… Вот мы сворачиваем в очередной коридор, и я припускаю так, что почти касаюсь коленями подбородка. Он уже рядом, метр, два метра… До него метра три, не больше. Коридор заканчивается дверью — парень даже не снижает скорости, летит прямо на нее… Бум! Врезается в дверь — она заперта, но тут уже не до раздумий. Дверь все равно распахивается… И вот я уже почти схватил его… Мы на улице! Боже, наконец-то свобода! В приливе чувств я теряю целых четыре метра, и Майк вырывается вперед… Мы бежим по узенькой песчаной тропинке. Но на подлеце-санитаре спортивные тапочки, а мы уже сбили себе все ноги. Ну ничего, все равно от нас не уйдет…