— А где все слова, что ты мне писал? — всхлипывая, сидя на кровати спросила, наблюдая, как он поедал за столом ее гостинцы.
— Это не я писал, — ответил он, после некоторого раздумья, — я не умею писем писать, мы все просим для этого нашего «писаря». А чего ты ревешь, я разве тебя обидел чем-то? Ну, изголодался я уже по бабам, переусердствовал. Посиди тут, день за десять покажется… Письма письмами, но есть еще и жизнь…
…Проплакав, не заметила, как заснула. Проснулась от того, что с ее головы сосед ласково снимал наушники.
— Извините… — смутилась Света.
— Да ничего страшного, я вас разбудил специально — сейчас принесут фирменную резиновую курицу «Аэрофлота», — с веселым взглядом откинул ей и себе столик от сидений.
Света посмотрела за окно: кровяной след на крыле, протертый облаками как ватой, исчез. На душе стало чуть легче, слезы промыли душу, но не до конца — рубец на душе, такой же красный, как полоса на крыле от сбитой птицы, быстро не рассосется…
— У вас плохое настроение? — обратился Евгений, уже не зная, как растормошить свою печальную попутчицу.
— Было… сейчас, вроде, успокоилась… а как вы сказали про фирменное блюдо? — переспросила Светлана, распаковывая пакетик с пластиковыми принадлежностями.
— У человека, который зарезал эту курицу, вероятно, исключительно доброе сердце, — ответил Евгений, который уже приступил к еде.
— Почему вы так думаете?
— Потому что прошло много лет, пока он на это решился…
Светка фыркнула, плохое настроение стало улетучиваться….
…Самолет, сделав круг над Домодедово, начал садиться. Света уже не грустила, а без конца смеялась над шутками своего соседа. На какой-то миг ей даже показалось, что они где-то встречались…
Наконец, подали трап и люди начали выходить.
— Жека! — обратился к ее попутчику, проходящий мимо парень с такой же «прической» как у него. — Тебя если твои не примут… то сильно не заморачивайся, а приезжай ко мне. Запиши мой адрес. Что-нибудь придумаем.
Евгений достал записную книжку и ручку. Раскрыл, начал под диктовку записывать, и тут Светка, бросив случайный взгляд на раскрытые страницы, вздрогнула. Этот почерк она бы узнала, наверное, из миллиона. Она все поняла. В душе все рухнуло и разбилось на мелкие осколки. На миг ей захотелось вцепиться ногтями ему в лицо, закричать, что это он — вина ее страданий.
— Спасибо Сань, если что, конечно, буду надеяться на тебя, — затем, повернувшись с улыбкой к Светке, удивленно спросил: — Что с вами?
Светлана быстро справилась с собой и быстро сменила выражение ненависти на лице на равнодушие. Ее остановил его взгляд, именно этот взгляд карих глаз, чуть грустный и ироничный мерещился, когда она читала все эти письма.
— Ничего… вы мне поможете сумку до такси донести? — жалобно попросила Света.
— Какой разговор….? Конечно…. Может, перейдем на «ты»?
— А ты, Свет, куда направляешься, — спросил Евгений уже в такси.
— На вокзал, потом в Чехов… А ты?
— В Чертаново мне надо, даже не знаю, примет ли меня моя бывшая… пять лет не писала…
— Женя! А поехали ко мне…
Евгений растерялся:
— Не знаю… прямо так сразу… я совсем тебя не знаю…
— Я тебя знаю… давно уже…
— Откуда? — удивленно и даже с испугом посмотрел на нее.
— Потом расскажу…
«Я и ты здесь вдвоем, и больше никого. Здесь как бы пустынно, но только не для нас с тобой. Здесь есть мы, наши тела, наши мысли, наши чувства, наши мечты, наш мир с цветными картинками, с теплой лунной дорожкой по живому ясному морю, летевшему среди птиц свободы и счастья» — вспоминала Светка строчки, которые уже выучила наизусть. Ей, сидя рядом с ним на заднем сиденье, захотелось прижаться к нему со всей силы, но побоялась… вдруг не поймет.
Светлана жила в частном доме одна, родители жили где-то в центре, а этот старый дом, оставшийся от бабушки в наследство, находился совсем неподалеку от ее места работы. Приглашение принять баню Женя принял сразу, помывшись, стоял в предбаннике и кричал в чуть приоткрытую дверь:
— Света, принеси простынь или полотенце!
Порывшись в шкафу, где оставались старые отцовские футболки, неожиданно увидела коробку с патронами. Вытащив два патрона, задумалась: «Ведь ружье так и стоит спрятанное в чулане…». Подержав, повертев, вспомнила тот момент в самолете — когда он писал в записной книжке. На секунду вспыхнула злость: «Отольются кошке мышкины слезы… вот сейчас заряжу ружье…».