Помолчав минуту, подождав, когда Челито успокоится, Сальваторе вдохнул:
— Ты, наверное, помнишь ещё, как они выглядят?
— Закаты? С утра на вахте все время их встречал… помню, только забыть боюсь всё, что видел раньше.
— Слушай, парень, так получилось, что в тот день, я видел, как ты проводил время со своей девушкой, ты уж извини…
Челито нахмурился:
— Я не совсем вас понимаю, что вы хотите от меня?…
Сальваторе не дав договорить, сразу перебил собеседника:
— Я представляю, как бы ты хотел её увидеть… и мне, когда я смотрел, как вы любовью занимаетесь, почему-то сильно захотелось, чтобы и ты её увидел… её лицо… глаза. Ты знаешь, грудь у неё такая красивая, хоть и маленькая… ты её гладишь, а я смотрю, и прямо своими ладонями ощущаю… такое ощущение осталось с детства… коза у нас была, Анжелика мы её звали. Один раз я подошел когда мать её доила и попросил — дай попробую, так до сих пор помню это ощущение, да и выглядит похоже… ты не злишься, что я тебе это рассказываю?
Челито полностью растерялся, но ответил:
— Нет, ни капли… расскажи ещё что-нибудь про неё, ведь я никогда Кармэлу не видел.
— Да что я могу рассказать? Я не восточный поэт, не умею. Красивая… очень красивая. Можно сказать пара прямо для тебя.
Челито опустил голову, молчал, пока из-под очков с правой стороны не выкатилась слеза.
— Я дурак, зачем тогда я побежал к мальчишкам… зачем?
По дороге пронесся мотоцикл, и Сальваторе подождав, когда стихнет шум мотора, ответил:
— Перестань, ты всё правильно сделал… Хотя мне далеко до тебя, но вот я тоже хочу совершить странный поступок… я хочу, чтобы ты увидел Кармэлу… — с этими словами он вложил в руку Челито увесистый бумажный пакет, в который обычно кладут продукцию фаст-фуда.
— Что там? — чуть испуганно спросил Челито.
— Деньги. Поедешь в Швейцарию, там есть клиника в Женеве очень хорошая, может, ещё не всё потеряно.
— Я не могу взять деньги у неизвестного человека, я даже не знаю кто вы.
— Какая разница — кто я, бери, пока не передумал… эх, если бы ты видел, какая у неё задница! Сам бы кусал… — Сальваторе поднялся и, неслышно ступая, пошел по дороге.
— Синьор, а как вас зовут? — спросил Челито, но рядом уже никого не было…
Сальваторе этот день долго не мог заснуть. Закрыв глаза и улыбаясь, представлял, как Челито, блестя своими черными глазами, бегает по траве за хохочущей и уворачивающейся от него Кармэлой, поливая её из матушкиного кувшина козьим молоком. Молоко ручейками стекает по коричневому телу девушки, застревает в волосах между ног…
* * *Челито сидел в кафе; посетители давно разошлись, на стене плазменный телевизор на минимальной громкости рассеивал предрассветную тишину. Кармэла, не спеша протирая столики, заканчивала свой трудовой день.
По телевизору передавали ночные новости, Челито изредка равнодушно посматривал в его сторону правым глазом, другой был закрыт черной повязкой. Без конца поторапливал Кармэлу:
— Кармэла! Ну, милая, давай быстрей и не забывай — тебе нельзя перетруждаться.
— Успокойся, мой пират, — улыбалась ему. — Подожди, всего три столика осталось протереть. Ты бы пока все стулья на столики сложил.
То, что Кармэла оказалась подозреваемой в убийстве в паре с какой-то непонятной личностью, послужило причиной для её развода с мужем. Она сама возила Челито в Женеву. Всю жизнь они будут помнить, как она сидела напротив его, сжав кулаки перед губами, когда врач медленно сматывал бинт с его глаз… а он долго боялся раскрыть веко и жмурился от непривычно яркого света, и самое первое что увидел — это были её глаза, широко раскрытые, с длинным разрезом, совсем чёрные…
Вылечить у Челито удалось только один глаз, но это уже мелочи…
— …Вчера вечером — чуть слышно бормотал телевизор голосом этих вечно торопящихся репортёрш с итальянским темпераментом, — был обнаружен труп мужчины, оказавшийся Сальваторе Сантини. По словам полиции — это известный в криминальных кругах киллер по прозвищу Сопрафино[1]. Он был застрелен, когда выходил…
— Ну всё! — сказала Кармэла. — Пошли домой?
— Пошли… — ответил Челито, задумчиво рассматривая на экране фотографию незнакомого мужчины с серьезными глазами и армейской стрижкой.
Кармэла, щелкнув пультом, выключила телевизор. Они вышли. Кармэла закрыла кафе и, обнявшись, они пошли по пустынной дороге вдоль набережной, навстречу поднимающему рассвету. Тут Челито нечаянно споткнулся.
— Вот черт!
— Тише, не ругайся так… Он же всё слышит… наш ребёночек…