Утром, выгнав коров со двора и закрыв ворота, Вера с Семёном молча пошли каждый в свою сторону. Вера села в автобус, везущий доярок на ферму, вслед за ней заскочила Нина и попыталась сесть рядом с ней. Вера демонстративно встала и пересела на другое сиденье.
— Что случилась? — удивилась Нина непонятному поступку Веры, а еще вчера они весело, как всегда, вместе обсуждали деревенские сплетни.
Вера промолчала и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Автобус тронулся. За окном начиналось бабье лето. «Дни будут теплыми, только не в душе у меня, уж лучше бы он самом деле бы изменил с ней, чем там у себя в фантазиях», — грустно думала она, не замечая, что Нина недоуменным и расстроенным взглядом смотрела на Веру всю дорогу.
Когда они подходили к ферме, Нина обогнала Веру и встала перед ней.
— Скажи что случилось?! — требовательным тоном спросила Веру.
Вера молчала и внимательно рассматривала Нину:
«И что он в ней нашел? То, что моложе меня? Может быть… Когда-то смазливенькая была, а сейчас…? Фигура? Да у меня не хуже. И глаз вроде чуть косит, хотя раньше не замечала. Ходит вечно в этом своём коротком платье красном… дразнит мужиков, как быков красной тряпкой…»
— Я чем-то тебя обидела? Ты мне можешь сказать — что случилось? — уже не так требовательно повторила Нина, несколько смущенная ее взглядом.
— Ничего, — Вера недовольно отодвинула ее рукой и пошла в здание фермы.
После работы, уже дома Семён опять попытался просить прощения. Вера отказалась от ужина, прошла в комнату дочери.
В эту ночь ей опять не спалось, перед глазами маячила Нина, жалобные глаза мужа. Вспомнила и Кольку — мужа Нины. Вера училась с ним в одном классе, но сидели за разными партами.
…Колька слыл местным хулиганом, вечно дрался и воровал в чужих огородах, жаловаться на него родителям побаивались из-за его пакостного характера. После того как местная старушка по имени баба Ганя нажаловалась его отцу, Колька, нещадно выпоротый отцом, залез к ней в дом и напихал в её кровать ужей да гадюк. Старушке стало плохо, её чуть не хватил инфаркт, но больше не жаловалась. Только проходя мимо него, злобно шипела ему в след проклятья: «Чтобы ты всю жизнь шлялся по темным коридорам тюрьмы!»
В тюрьму Колька не попал, а попал в армию. Причем в элитные десантные войска. Отслужив, остепенился и женился на Нине. Нина, красивая девушка младше его на пять лет, очень гордилась тем, что вышла замуж за этого местного хулигана. Безобразничать Николай перестал, но 2 августа ежегодно устраивал праздник. В этот день он с таким же местным десантником Петькой Арсеньевым не выходил на работу, а брали гитару, надевали тельняшки, голубые береты и, прихватив пятилитровую банку с самогоном, начинали прохаживаться по деревне.
Увещевать их в этот день было бесполезно, сразу бы под крик — «что, пехота, в морду хочешь?!», обязательно следовала драка. А так они в обнимку с Петькой, горланя песни, шатаясь по дороге и пиная зазевавшихся кур, подходили ко всем встречным, наливали в стакан и заставляли пить за их здоровье. За много лет все к этому привыкли, и День Воздушно-Десантных Войск к вечеру справляли всей деревней.
Но это было сейчас, а тогда…
Припомнила тот давнишний случай, когда она, будучи еще шестнадцатилетней девчонкой, совершенно одна, «голышом» купалась в местной речушке. Выбравшись из воды, подбежала к своей одежде, и уже наклоняясь над ней, увидела: как кто-то вышел из кустов и наступил ногой на платье. Вера подняла голову — это был Колька Соболев. Высокий, почти на две головы выше Веры, он стоял и смотрел на нее, в углу рта дымилась папироса. Щуря глаз от дыма и нагло ухмыляясь, осматривал Веру от пят до макушки. На нее напал парализующий страх, внизу живота неприятно сдавило, не было сил ни бежать, ни кричать. Показалось, что прошла целая вечность, до тех пор, пока Колька, не докурив папиросу, щелкнув пальцем, откинул бычок в сторону и, осклабившись, выжал: «Гы-ы!». Затем повернулся и ушел. Домой прибежала, всю трясло, долго не могла успокоиться. На следующий день в школу боялась идти. На уроках ни разу не повернулась в его сторону, но он делал вид, что ничего не произошло, и не обращал на Веру никакого внимания…