Чтобы хоть как-то отвлечься от боли и от навязчивых мыслей о своих людях и хозяйке замка, Грейв занимал себя тем, что пытался выбраться из оков. Не то чтобы он питал большие надежды, что ему удастся разжать толстые и добротно склепанные соединительные звенья или выдрать кусок металла из остова лежака, к которому они были прикованы, но это было хоть какое-то занятие. Чем дальше, тем больше его бесило беспомощное положение, на которое его обрекли, неспособность сделать что-либо самостоятельно, даже почесаться, не говоря уж о прочих плотских нуждах.
Он уже готов был молиться, чтобы кто-нибудь пришел и сообщил ему, когда и как он будет казнен, лишь бы добиться хоть какой-то определенности.
В таком состоянии и застала его леди Ройз, когда он в очередной раз остервенело рвал оковы, а на самом деле попросту зря сдирал кожу с запястий.
Он поднял на нее глаза — и испытал новый прилив раздражения.
Вот дерьмо! Она опять видела его в унизительном положении, обездвиженным, неспособным с честью держать ответ за свои поступки…
А сама была красива и держалась с поистине королевским достоинством.
Она в течение нескольких дней не заходила в комнату, где выздоравливал после полученных ран наемник Грейв. Но ежедневно справлялась о его здоровье у лекаря, и тот охотно отвечал, радуясь, что леди не предпринимает попыток нарушать приличия и опекать раненых мятежников самостоятельно. От лекаря она знала, что трое суток Грейв провалялся в горячке, но сильный организм воина и правильно подобранные снадобья побороли ее, и теперь пленный пошел на поправку. Однако вместе с выздоровлением он стал проявлять некоторую нервозность, крайне недовольный тем, что остается прикованным к постели.
В конце концов Гвен решилась навестить его снова, многократно обдумав все, что собиралась ему сказать. У двери она немного замешкалась, отчего-то нервничая, и попыталась взять себя в руки. Уловила растерянный взгляд стражника, стоявшего на карауле, глубоко вздохнула, вежливо постучалась и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь.
Он выглядел совсем иначе. Накладки из глины, закрывающей нос, уже не было, отеки на лице практически сошли, из-за чего глаза были нормально открыты. От глубоких трещин на разбитых губах остались лишь тонкие следы, а лицо было гладко выбрито. К счастью, в этот раз он был одет в чистую тунику и до пояса накрыт простыней.
Гвен сразу поняла, о чем говорил лекарь, жалуясь на беспокойное поведение пленного: когда она вошла, он полулежал, опираясь на локоть, а над запястьем поверх оков был хорошо заметен ярко-красный след — очевидно, он продолжал с силой дергать руками, пытаясь освободиться.
— Разве так уж сложно полежать спокойно несколько дней? — с порога спросила она, мгновенно растеряв все свои тщательно заготовленные речи.
— Попробуйте полежать так хотя бы день, когда ни повернуться, ни согнуться, ни сесть толком не можешь, — злобно бросил он, отчаянно потянув на себя кандалы.
Мышцы под туникой вздулись от напряжения, а в раскрытом вороте отчетливо проступили выпуклые вены.
— Я не говорю уже о том, чтобы нормально пожрать или посс…
Он осекся. Гвен молча вышла за дверь, велела стражнику отдать ей ключи от оков и так же молча отомкнула скобы кандалов одну за другой. Грейв наблюдал за ней с настороженным недоумением, но лишь только оказался на свободе, моментально вскочил с ложа и сделал несколько шагов в сторону окна, на ходу потирая содранные оковами запястья. Гвен показалось, что он тотчас же сиганет в распахнутое окно, но он остановился, оперся руками о каменный подоконник и глубоко вдохнул уличный воздух.
Она терпеливо наблюдала за ним, не выказывая страха, который, надо признать, закрался ей в душу, когда она так опрометчиво освободила его. Только ощутив его дикую мощь, она вспомнила, что этот человек её враг.
Но она умела бороться со страхом. Отец научил ее этому.
— Благодарю, — буркнул он, по-прежнему стоя у окна, но разворачиваясь к ней лицом.
— Так лучше?
— Намного.
— Теперь мы можем поговорить?
Он напрягся, как в первый раз, когда ожидал от нее неудобных вопросов.
— Давайте попробуем, — нехотя кивнул он и тут же поморщился от боли.
Гвен знала, что перед важным разговором собеседника желательно расположить к себе легкой беседой.
— Как вы себя чувствуете?
Но он смотрел настороженно, не теряя бдительности.
— Как в раю.
— Вас хорошо кормили?
— Будто свинью на убой.
— С вами хорошо обращались?
Он хмыкнул.