— Пощадите, — взмолилась она, — не делайте этого… я щедро награжу вас, если отпустите меня к моим людям!
Но рыцарь лишь грубо дернул ее за руку и поволок дальше. Гвен в страхе оглядывалась вокруг — в темноте подземелья, освещаемой лишь тусклым светом факелов, что несли рыцари, она различила целый ряд тяжелых деревянных дверей с железными засовами. «Темницы», — догадалась она, и ноги от страха совершенно ослабели. Но ее не бросили ни в одну из них — рыцари безмолвно волокли ее дальше, пока в конце длинного коридора Гвен не увидела бледного испуганного сторожа со связкой ключей.
— Открывай, — коротко бросил один из рыцарей, и сторож, нервно звякнув ключами, опустился на колени.
Гвен удивленно посмотрела вниз и ощутила тошноту: сторож поднял тяжелый деревянный люк в полу и почтительно отступил в сторону. Вниз уходили каменные ступени, столь узкие, что пройти по ним можно было лишь одному человеку. Один из рыцарей спустился первым, освещая путь. Второй втолкнул следом Гвен, настолько грубо, что она сверзилась бы со ступеней прямо вниз, свернув себе шею, если бы не уперлась руками в широкую спину идущего впереди стражника.
Здесь было тесно, темно и сыро; пахло солью, морскими водорослями и плесенью. Толстая железная решетка с изъеденными ржавчиной прутьями разделяла узкое помещение надвое. Один из рыцарей отомкнул узкую дверцу в решетке, подтолкнул Гвен ко входу, а затем вошел сам.
— Сжальтесь, — в ужасе шептала Гвен, чувствуя, как по ее щекам катятся слезы отчаяния, — прошу вас! Будьте милосердны… не оставляйте меня здесь…
Ее, казалось, никто не слышал. Один из рыцарей поглядел вверх, посветив себе факелом. Гвен проследила его взгляд — вверху было что-то вроде окна, наглухо закрытого ставней. Рыцарь подтолкнул к себе ногой пустое жестяное ведро — судя по запаху, для нечистот, — перевернул его вверх дном и взобрался сверху, пытаясь дотянуться до окна. Помогая себе мечом, он отпер задвижку ставни, и та с шумом распахнулась, впуская в затхлую сырую клетку порыв свежего морского воздуха. Гвен инстинктивно сделала глубокий вдох, но тут же захлебнулась новым потоком слез: рыцарь уже намеревался выходить.
— Прошу вас, — вцепилась она в край его плаща, — не оставляйте меня здесь одну… смилуйтесь!
Но рука в латной перчатке схватила ее за запястье и сильно надавила, заставляя Гвен вскрикнуть от боли и разжать пальцы. Рыцарь вышел, запер решетчатую дверь снаружи на засовы, несколько раз проскрежетал ключ в замочных скважинах, а затем оба стражника повернулись к выходу.
— Прошу вас! — вскричала Гвен в крайнем отчаянии. — Оставьте мне факел! Пожалуйста! Я сойду с ума в темноте…
Один из рыцарей обернулся и посмотрел на нее сквозь опущенное забрало шлема. Поколебавшись, он все же вставил свой факел в крепеж на стене, а затем оба они поднялись по ступеням вверх. Гвен услышала, как сверху захлопнулся деревянный люк, упала на отсыревший соломенный тюфяк у решетки и разразилась горькими рыданиями.
К полуночи Грейв ощущал смертельную усталость и видел, как падают с ног от изнеможения его люди. Несколько дней утомительной скачки, почти без сна, затем сбор камней, которыми они завалили ров во время отлива, затем бой за мост, изнурительный штурм, во время которого они потеряли не менее трех десятков людей — это лишало людей остатков сил.
Только ярость удерживала его в седле, ярость заставляла судорожно сжимать в ладони рукоять окровавленного меча, ярость придавала мощи его безжалостным ударам, ярость наделяла руки такой силой, что правая прорубала мечом железные пластины вражеской брони, а левая молотом выбивала всадников из седел, сносила головы, расплющивала лица. Под ним был уже третий конь — первые два пали в бою от мечей и копий. Бедро саднило от скользящего попадания между сочленениями доспехов вражеской стрелы, левое плечо горело огнем от удара чьей-то шипастой палицы, смявшей наплечник, голова в шлеме гудела от оглушающего лязга металла и человеческих воплей, но он продолжал разить — до тех пор, пока защитники замка не дрогнули под натиском штурмующих и не смяли свои ряды, отступая все дальше.
«Еще немного… — твердил себе Грейв, выискивая глазами в прорези забрала следующую цель, — еще один удар… еще один шаг… еще одна смерть…»
Наконец раздались долгожданные крики: защитники замка прекратили оборону и начали сдаваться один за другим.
Грейв сорвал с головы шлем, невыносимо давивший на шею, спрыгнул с коня и, предоставив солдатам разбираться с пленными, ворвался в двери главного замка. Испуганные слуги, словно бесплотные тени, шарахнулись в стороны, но Грейв поймал первого, кто попался под руку — им оказался сопливый парнишка, белый от страха, — и прорычал тому в лицо: