С женщинами, как ты знаешь, встречаюсь, но даже маломальского желания начать с кем-то из них длительные отношения не возникает. Раньше я надеялся, что все в моей жизни постепенно наладится и когда-нибудь обязательно появится чувство, пусть хотя бы отдаленно похожее на то, которое я испытывал к Диночке. Но, видимо, надеялся зря.
Иногда мне кажется, что я только и делаю, что заполняю паузы в чьих-то чужих жизнях. Представь: женщины по каким-то причинам ставят отношения с другом или мужем на паузу, а я их, эти чертовы паузы, старательно заполняю. Видимо, только на это и годен оказался.
Правда, в прошлом году познакомился с девушкой, с которой, наверно, что-то и могло бы получиться. Это Ната. Ты ее, скорее всего, помнишь: Новый год у меня вместе встречали. Когда увидел ее в первый раз, то сразу понял, что они с Диной чем-то похожи. Обе светленькие, сероглазые, очень-очень милые и серьезные. Но и тут, как оказалось, не судьба. И все бы ничего, да только как-то скучно жить на белом свете, когда кроме кота и полюбить никого не могу.
Костя замолчал, потом убрал со стола фотографии и неторопливо наполнил рюмки.
- Давай по последней. Засиделись мы сегодня. Поздно уже, пора заканчивать вечер воспоминаний.
Егор быстро взглянул на друга и убедился, что его догадка оказалась правильной: тот уже жалел о излишней откровенности.
- Давай по последней, - согласился он и поднял рюмку.
Потом вилкой погонял по тарелке кусочек колбасы и, задумчиво глядя на него, произнес:
- Ты вот что, Костя, не жалей, что рассказал. Знаю, иногда просто надо выговориться. А я - могила.
Лобановский ничего не ответил. Выпили молча. На том и расстались.
***
Кроме Лобановского имелась в жизни Егора еще одна отдушина. Он никогда и никому о ней не рассказывал, хотя не исключал, что когда-нибудь сделать это придется, потому что мог встретить знакомых, появляясь в театре, на выставке или в кафе вместе с очень интересной пожилой дамой.
Познакомились они случайно. Как-то, возвращаясь вечером пешком из качалки, Егор попал под сильный дождь. Впереди остановился автобус. Выходившие торопливо прятались под зонтами, и лишь у одной пассажирки такового не оказалось. И тем не менее она, не раздумывая, смело шагнула навстречу дождю. Женщина была явно немолода, и Быстрову стало ее жаль. У вымокшего под дождем здоровья не прибавится, решил он, а уж этому-то Божьему одуванчику поберечься стоило подавно.
Егор, не раздумывая долго, догнал ее и предложил свой зонт. Она отказывалась, он настаивал. Кончилось все тем, что попытались укрыться под ним оба. Так и пошли рядом, иногда касаясь друг друга плечами, поэтому со стороны их легко можно было принять за бабушку и внука. Жила она недалеко, и вскоре они уже стояли под козырьком ее подъезда.
- Молодой человек, если Вы никуда не торопитесь, то можете подняться ко мне и немного обсохнуть. Я даже настаиваю на этом, ведь Вы промокли по моей вине, - предложила женщина, бросив внимательный взгляд на его одежду.
Быстров отказывался, но отказывался как-то вяло, потому, наверно, что в своей пустой квартире его никто не ждал. Еще и затяжные дожди всегда нагоняли на него скуку и вызывали сонливость, а тут было хоть и маленькое, но приключение.
- Вы меня совсем не знаете, а приглашаете в гости, - в качестве последнего аргумента укоризненно произнес он.
Она улыбнулась.
- Думаете, я не отличаю хороших людей от плохих? Нет, абы кого я в гости не приглашаю. Кстати, молодой человек, а Вы плов любите? Я сегодня готовила. Настоящий, узбекский...
- Против плова никто бы не устоял не то что я, грешный, - пробормотал Егор и отправился вслед за женщиной.
В лифте она сообщила, что зовут ее Татьяной Петровной, а он, назвав свое имя, попросил обращаться к нему на ты. Она согласно кивнула. Через полчаса Егор, закутанный в плед, сидел в мягком кресле и уплетал вкуснейший плов, а она, тоже закутанная в толстый шерстяной платок, сидела напротив и подливала ему в пиалу зеленый чай.
- Моя подруга жила в прошлом столетии, - женщина смешливо фыркнула, - в Узбекистане, вот и научила меня готовить это блюдо. Вкусно, правда?
Быстров согласно кивнул головой. Ему было так тепло и уютно, как, казалось, никогда и не было. Хотя, конечно же, было, но только давным-давно, когда он, еще ничего не знавший про обиды, горе, потери жил с родителями и дедом в родном доме. Зимними вечерами, наигравшись на улице с такими же мальчишками и продрогнув до костей, отогревался под толстым одеялом на теплой печи, слушая вполуха ворчание деда.
- Знаете, я бабушку и не знал совсем, а мама долго болела, а потом умерла. Я с дедушкой рос, недавно и его не стало, - зачем-то сказал он.
После его слов Татьяна Петровна, как показалось Быстрову, заметно сникла, поплотнее закуталась в платок и отвела в сторону глаза. Не стоило, конечно, этого говорить, незачем другому человеку знать о чужих проблемах.
- Простите, - растерянно произнес он, - не хотел испортить Вам настроение. Простите бестолкового, пожалуйста.
- Ты ничего не испортил, - грустно ответила она, по-прежнему не глядя на Егора, - я хорошо понимаю тебя, потому что знаю, что такое потери и одиночество. Муж мой умер, двое детей давно живут в другой стране, помнят еще обо мне, поздравляют по праздникам. Внуки выросли без бабушки, живут своей жизнью и со мной почти не общаются.
С вечера я придумываю разные дела, чтобы занять день. Есть у меня две подруги, такие же старые, одинокие и никому ненужные клячи. Мы когда-то работали в издательстве вместе, с тех пор и дружим. Вот скажи, в этом последнем отрезке жизни, где постоянно что-то теряешь и очень редко находишь, есть хоть какой-то смысл? Почему так случается, что постаревший человек чаще всего одиноко доживает свой век? Доживает на обломках того, что столько лет усердно строил. Вот и выходит, что об одиночестве я знаю все и еще немного.