Сестра на вокзал не пришла. Она коротко попрощалась с нами еще дома и убежала по каким-то своим делам. Я не обиделась, потому что на странные выходки сестры уже давно не обращала никакого внимания. Однако в поезде слова мамы вдруг вспомнились. Я долго раздумывала над ними и не нашла ничего лучшего, как рассказать об этом мужу. Сказать, что он отреагировал на мой рассказ как-то по-особенному, не могу. Мы оба в то время были взволнованы ожиданием грядущих перемен, и это волнение каждый из нас переживал по-разному.
Я, например, лежала на своей полке и под монотонный стук колес мечтала о самостоятельной жизни, своей квартире, детях. А муж подолгу курил в тамбуре, был каким-то задумчивым и неразговорчивым. Я списывала все на усталость из-за суматохи последних дней, жалела его и не приставала с пустыми разговорами. А что я еще могла для него сделать?
На новом месте для мужа все складывалось хорошо. Повезло и мне: довольно быстро нашла работу по специальности. А потом начались будни. Муж оставался по-прежнему лучшим из мужей, близнецы в школе были на хорошем счету. Многие будущие отцы с нетерпением ждут появления младенцев, радуются им. О муже этого я сказать не могу. У нас дети родились, потому что появление в браке нового человечка - явление обычное. Он радовался, конечно, но как-то очень и очень сдержанно.
Любил ли он наших мальчишек? Конечно, любил, но довольно редкие проявления этой самой любви дозировал, словно провизор в аптеке, боявшийся ошибиться хоть на десятую долю миллиграмма. Дети в этом отношении росли похожими на него: минимум проявления каких-либо эмоций, максимум во всех делах не только здравого смысла, но и предельной на них сосредоточенности. И опять я не задумывалась над тем, хорошо это или плохо. Муж и дети меня никогда не огорчали, и это казалось главным.
Лишь два раза мы приезжали в родной город. И оба повода для приезда были печальными: родители очень быстро ушли один за другим. За время, проведенное рядом с сестрой, я так и не нашла свободной минутки для обстоятельного с ней разговора: после похорон торопилась домой, потому что там ждали дети и работа. Она же на все вопросы отвечала коротко, а на некоторые не отвечала вовсе: пожимала плечами и выходила из комнаты.
Правда, о ее жизни я кое-что знала из писем родителей и разговоров с ними по телефону: мы старались поддерживать постоянную связь. Сестра была одинока. Ни друзей, ни близких подруг так и не завела, сторонилась людей, не стремилась заводить новые знакомства, что было бы вполне естественным в ее возрасте. Вместо этого с головой ушла в работу и учебу. Родителям иногда казалось, что в ее образе жизни было нечто странное и даже болезненное, но предпринять что-либо или хотя бы серьезно поговорить с кем-нибудь из специалистов они так и не решились. Вот и со мной в последний приезд разговаривать сестра явно не хотела, а вот с мужем ...
Наутро после похорон я проснулась в своей бывшей комнате на своей бывшей кровати одна. Муж, видимо, встал раньше и ушел, чтобы дать мне возможность поспать подольше. Это было кстати: чувствовала я себя совершенно разбитой. Воспоминания о детских годах, проведенных вместе с родными в этом доме, заставили меня в очередной раз всплакнуть. Я вытерла слезы, полежала еще какое-то время, но облегчения так и не почувствовала. Однако пора было подниматься.
Сестра и мой муж стояли у кухонного окна, он держал ее за руку и о чем-то тихо и быстро говорил. Она же, опустив голову, плакала. А мне вдруг стало до боли обидно, что эти слезы по ушедшим родителям пролиты не со мной, не с самым близким по крови человеком. Я еще немного постояла в коридоре, постаралась справиться со своими чувствами, а потом вошла и спокойно пожелала им доброго утра. От неожиданности оба вздрогнули, сестра почему-то испуганно посмотрела на меня, а я увидела, как муж торопливо опустил ее руку. Потом сестра вытерла ладонями мокрые щеки и каким-то неживым голосом сказала, что через полчаса ждет нас к завтраку. Муж вышел из кухни первым, я - вслед за ним.
Уезжали мы вечером, а в ожидании такси сидели втроем за столом и вели какой-то вялый и никому из нас не нужный разговор. Говорил, в основном, муж, сестра же, как обычно, почти все время молчала. А я сидела и кожей чувствовала, как веет холодом от той стены отчуждения, которую она возвела между собой и мной, поэтому нервничала и часто смотрела на часы. Я, глупая, все еще не понимала истинных мотивов того, что происходило между нами, поэтому в душе надеялась, что когда-нибудь это изменится. Разумеется, само собой. Разумеется, чудесным образом. Вот поэтому удивилась и обрадовалась, когда сестра попросила у меня разрешения приехать к нам в гости. Может быть, когда-нибудь потом...
Обрадованная, я выскочила из-за стола, подбежала к ней и обняла, а когда немного успокоилась, то произнесла пылкую речь. Суть ее состояла в том, что приезжать сестра может в любое время, потому что я всегда любила и по-прежнему ее люблю. Договорились созваниваться и постараться не терять друг друга. Мне тогда казалось, что сестра так же счастлива нашему примирению, как и я.
Однако прошло еще несколько лет, прежде чем мы увиделись. В нашей же жизни все оставалось по-прежнему. Дети уже были в выпускном классе, много занимались с репетиторами, мечтали поступить в московский вуз. Муж успешно и довольно быстро продвигался по службе. Минусом было лишь одно: иногда приходилось выезжать в длительные командировки. Работа отнимала много сил, он стал еще более замкнутым и неразговорчивым, а по вечерам все чаще и чаще рано ложился спать. Явное невнимание ко мне в то время я готова была оправдывать до бесконечности, потому что любила его по-прежнему. Но несколько месяцев назад в нашей жизни все чудесным образом изменилось, потому что произошло нечто очень и очень важное.
В то время только стали появляться так называемые лесные школы для детей. Все, желающие пожить хоть пару недель в новой обстановке, почувствовать себя самостоятельными и, самое главное, освободиться от часто назойливой опеки родителей, мечтали туда попасть. В этих школах ребята не только учились, но и набирались здоровья, проводя большую часть свободного времени на свежем воздухе.