Наши дети исключением не были. Мы с мужем тоже посчитали, что отдых от репетиторов и дополнительных занятий им не повредит, поэтому двухнедельные путевки были приобретены. За пару дней до их отъезда неожиданно позвонила сестра. Она сообщила, что у нее неожиданного образовался отпуск, и спрашивала, может ли приехать. Я с радостью согласилась.
Такой милой и спокойной я не видела сестру никогда. Она тут же пресекла мои попытки как-то развлечь ее, помочь сориентироваться в культурной жизни города, заявив, что с этим пустяковым делом справится сама. А я была и рада, потому что, будучи на шестом месяце беременности, чувствовала себя не всегда хорошо. Эта беременность была особенной: муж сам попросил родить еще одного ребенка. Сначала я очень удивилась, а потом обрадовалась, решив, что он повзрослел, возмужал, понял, осознал и, наконец-то, захотел...
Эти месяцы были счастливейшими за все время нашего благополучного, в общем-то, брака: муж, как и в первые месяцы совместной жизни, демонстрировал чудеса заботы и внимания, а мои любимые мальчики взяли на себя большую часть работы по дому. И чудо: за это время у мужа не случилось ни одной командировки.
До сих пор не знаю, чем на самом деле была вызвана эта просьба. Спросить так никогда и не решилась: боялась, видимо, услышать то, что могло окончательно меня добить. Хотя, по правде говоря, после всего произошедшего с нами добивать было уже некого: меня прежней просто не стало.
Через несколько дней после приезда сестры мне пришлось среди рабочего дня вернуться домой за документами, которые брала, чтобы подготовиться к совещанию, и которые второпях забыла утром. Я спокойно зашла в квартиру, еще не зная, что за порогом остается вся моя прежняя жизнь. Новая началась с тихих звуков нежной и завораживающей музыки, которая никогда раньше не звучала в этом доме.
Я подошла к двери кабинета и приоткрыла ее. Мой муж и моя сестра лежали на диване и были настолько поглощены друг другом, что сразу и не заметили моего появления. Он, облокотившись на диванную подушку и положив голову на руку, смотрел на лежащую перед ним женщину и просто светился от счастья. Другая рука по-хозяйски расположилась на ее груди. А на одном из пальцев тускло поблескивало когда-то давно надетое мной кольцо.
Такими жадными глазами муж на меня не смотрел никогда, я поняла это сразу. Потом приоткрытая дверь все же привлекла его внимание. От неожиданности он сначала замер в той же позе, потом поднял голову и, не стирая с лица свою проклятую улыбку, целую долгую минуту смотрел уже в мои глаза. Смотрел и по-прежнему улыбался...
Не знаю, откуда появились силы, чтобы молча прикрыть дверь, забрать оставленную в коридоре папку и выйти. Не совсем ясно помню, как добралась до работы, отчитывалась на совещании, отвечала на чьи-то вопросы, а после ухода сотрудников долго-долго сидела в своем кабинете, пытаясь осознать случившееся. Домой вернулась поздно, но не застала там ни мужа, ни сестры. Он пришел под утро и, не заходя ко мне, сразу же прошел в кабинет. А я, без сна промаявшись в пустой комнате детей, утром встала и на подкашивающихся от усталости ногах отправилась на работу, откуда через два часа меня и увезла скорая. Ребенка спасти не удалось.
Из одного отделения больницы я плавно перекочевала в другое, где и пробыла достаточно долго. Муж и дети навещали меня часто. Дети о чем-то рассказывали, а он молча сидел в стороне, стараясь не встречаться со мной взглядом. Незадолго до выписки муж все же пришел один. Говорил долго и убедительно, вспоминая все хорошее, что было в нашей жизни. Потом сказал, что эта неделя ровным счетом ничего не стоит, поэтому и не сможет перечеркнуть нашу долгую и счастливую семейную жизнь.
В это время я, укрытая до подбородка одеялом, лежала на узкой больничной кровати и внимательно вглядывалась в идеально белый потолок, пытаясь найти там несуществующие пятна и трещинки. Посмотреть в глаза стоящего рядом человека было выше моих сил. А думала я, что, наверно, он, как всегда, прав, что измену надо простить и постараться как можно скорее забыть о ней, потому что надо помнить о мальчиках и не испытывать на прочность еще неустойчивую детскую психику. В конце концов, безгрешных людей нет, а сестра сама могла подтолкнуть его к этому. Я, по уже давно устоявшейся привычке, искала очередное оправдание поступку моего идеального во всех отношениях мужа и, конечно же, находила.
Но тут мое, видимо, все еще больное сознание из потока его слов вычленило лишь одно: неделя. Я повторила его вслух несколько раз, даже покатала языком, пытаясь вникнуть с суть, а когда вникла... Ох, не зря говорят, что молчание - золото. Лучше бы он молчал! В один миг память услужливо подкинула мысли и о его длительных командировках, и о неожиданном появлении сестры именно в то время, когда детей не оказалось дома. А его неожиданная просьба родить еще одного ребенка? И это случилось, когда он окончательно охладел ко мне! Значит, все это время... мой третий мальчик... я перед тобой виновата... Мысли, цепляясь одна за другую, путались в голове, и не было сил остановить это безумие. Вдруг стало невыносимо холодно, я задрожала. О том, что произошло позднее, лучше не вспоминать.
Не знаю, что из всего, пришедшего мне на ум в эти минуты, было правдой, а что нет, но мысль, из-за которой я и попала в это отделение, мысль о ребенке, смерть которого лежит на моей совести, вновь вылилась в жестокую истерику. О том, что это был именно мальчик, мы уже знали. И мои переживания, и мои слезы, и бессонная ночь, и нежелание взять себя в руки и тем самым защитить живущее во мне дитя - все это привело к легко предсказуемым последствиям. И в этом виновата была только я, не сумевшая вовремя отбросить вмиг ставшее ненужным прошлое и понять, что же в этом мире является истинно ценным. И это был явно не муж, не сумевший или не захотевший оградить меня, носившую его ребенка, от нестерпимой боли. Когда-то казалось, что за долгие годы я хорошо узнала человека, называвшегося моим мужем, теперь же была уверена, что не знаю о нем ровным счетом ничего.
Он больше не появлялся до самого дня выписки. А я, хоть вскоре и покинула больницу, еще долгое-долгое время не могла избавиться от этих мыслей. Они, казалось, навсегда поселились в моей больной и грешной голове. Муж так и не оставил меня ради сестры, хотя это было первым, что я ему предложила. Мы несколько раз пытались начать семейную жизнь заново, но из этого ничего не получилось: я так и не смогла заставить себя лечь в одну постель со ставшим вдруг чужим человеком. Войти в его кабинет так и не смогла тоже. Он остался жить там, а я окончательно перебралась в общую когда-то спальню и врезала в дверь замок. Так мне было спокойнее, хотя на мое спокойствие никто и не покушался.