Дождь то переставал идти, то начинал накрапывать снова, но они этого не замечали. Он продолжал обнимать ее и у калитки, а ей впервые в жизни было совершенно безразлично, увидит их кто-то или нет. Наконец она попыталась высвободиться из его объятий.
- Прости, Егор, прости, но мне уже давно пора быть дома.
Он, вздохнув, опустил было руки, но тут же опять прижал ее к себе. Будь его воля, увез бы уже сегодня Нату к себе. И не пришлось бы прощаться в десятый, наверно, раз. И да, кажется, все нужное было сказано. Обещал приехать, как только сможет. В последнее время и ночевать частенько приходилось в кабинете: запускали новый цех, начальство торопило, обещая компенсировать все позднее. Как это было все некстати! Но он найдет время, обязательно найдет.
Ната была уже за калиткой, когда Егор остановил ее.
- Чуть не забыл! Запиши мой номер телефона. И звони, слышишь, звони. Я буду ждать.
Она растерянно похлопала ладонями по карманам куртки.
- Кажется, телефон дома оставила. Но я все-таки математик, говори, запомню.
Потом Ната последний раз улыбнулась, шутливо помахала рукой и торопливо зашагала по дорожке.
- Погоди, - опять окликнул Егор, - я запишу твой номер.
- Позвоню первой, обещаю, - услышал он в ответ и увидел, как она торопливо поднялась на крыльцо.
А Егор еще какое-то время постоял у калитки, дождался, пока появится свет в одном из окон, и лишь потом медленно побрел к машине.
В салоне все еще витал нежный и едва уловимый запах духов Наты, и от этого опять сладко защемило сердце. Быстров откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза, прокручивая в голове все, что произошло этим вечером. Усталость после рабочей недели словно куда-то исчезла, он ощущал себя молодым и полным сил. Егор, словно не веря всему произошедшему, удивленно покачал и, улыбаясь, медленно-медленно провел пальцами по губам. Потом завел машину и счастливо рассмеялся. Может и права была Татьяна Петровна, утверждая, что влюбленный человек все чувствует иначе?
Ната с улыбкой на лице тихо вошла в дом. Мать уже спала в своей постели, соседка тоже посапывала на диване. Вещи матери, не вошедшие в чемодан, в беспорядке валялись по всей комнате. Сам же чемодан стоял возле кровати, чтобы, открыв глаза утром, можно было его сразу увидеть. Поезд уходил на рассвете, опаздывать было нельзя. Куда мать собиралась ехать, каждый день с завидным упорством наполняя чемодан вещами и засмотренными до дыр старыми журналами с картинками, дочь так и не смогла узнать, хотя одно время ей очень хотелось это сделать.
Ната выключила все еще работающий телевизор, накрыла соседку пледом и отправилась в свою комнату. Там, не раздеваясь, прилегла на кровать, и стала думать о Егоре, о себе, о сегодняшнем вечере. Было немного стыдно за то, что первой призналась в своих чувствах. И пусть потом о любви не было сказано ни слова, но как волновали его искренняя радость от ее признания и осознание, что он тосковал по ней точно так же, как и она!
Их первая встреча в новогоднюю ночь была какой-то нелепой, но время шло, а мысли о Егоре так и не собирались никуда исчезать. Иногда вечером Ната давала себе слово, что на следующий же день поедет к нему, поблагодарит за помощь, посмотрит в глаза почти незнакомого человека, увидит в них либо равнодушие, либо холодную вежливость и, наконец-то, успокоится.
Но приходил день, решимость куда-то исчезала от понимания того, что нет у нее времени на личную жизнь, что ее проблемы - это проблемы только ее и ничьи больше. Правда, где-то рядом был Сергей, готовый помочь всегда и во всем. Но только с появлением в ее жизни Егора все, что ранее казалось логичным, а следовательно, правильным, вмиг оказалось перевернутым с ног на голову. И ее личный маленький мирок рухнул. Захотелось многого: перестать постоянно ограничивать себя временными рамками, начать дышать полной грудью и наконец-то просто стать счастливой женщиной.
Он был нежен, как же он был нежен! Нате казалось, что она плавится от прикосновений рук и губ Егора, и это новое для нее чувство охватывало ее целиком, не оставляя сомнениям в правильности всего происходящего никакого шанса. От запаха его волос, вкуса кожи кружилась голова, тело казалось каким-то невесомым и уже ей не принадлежащим, и не было сил оторваться хоть на минуту от человека, внезапно ставшего таким родным и нужным. Ее время любить пришло, и она больше не хотела оглядываться на прошлое, не хотела задумываться о будущем, не хотела ничего откладывать на потом. Ничего! Потом будет потом, а она хотела жить сейчас, сию минуту.
- Ната, Наточка, - как сквозь какую-то пелену доносился до нее голос Егора, - я рад, что мы встретились. С той ночи так и не перестаю о тебе думать. Вот как на свете бывает, а я и не знал. Даже не думал, что со мной такое может случиться. И я тебя никогда не оставлю, ты только всегда мне верь. Ты будешь мне верить?
Он еще что-то говорил, в чем-то убеждал, целовал, прикасался к ней горячими жадными руками и снова целовал, а она, ошеломленная тем, что с ней происходит, смущенная своей, как ей казалось, излишней смелостью и напуганная силой своих чувств к Егору, почти не вникала в суть услышанного и лишь иногда послушно кивала головой.
Успокоение приходило медленно. Ее опыт в делах любовных был так мал, что она уже и не знала, был ли он вообще. Ну, не считать же в самом деле приобретением опыта робкие поцелуи своего одноклассника? Сергею после выпускного вечера, когда он впервые осмелился поцеловать Нату, хотелось казаться знатоком в этом деле, но она-то видела, как от волнения у него дрожали руки, и понимала, что опыта набраться ему было просто не с кем. Уж она бы знала!
Когда Сергей ушел в армию, девушка и мысли не допускала, что они могут расстаться, поэтому и держалась от парней на курсе подальше. Известие о женитьбе бывшего жениха не вызвало в ней желания найти ему замену, а когда боль в душе несколько утихла, то оказалось, что в глазах однокурсников она так и осталась немного странной девушкой, сторонящейся новых друзей и веселых компании. Так что опыт общения с противоположным полом у нее был явно маловат.