- Ну-ну, успокойся, дорогая, - протиснулся к Любе белобрысый маг, всем своим видом показывая благородную тревогу. - Никто тебя не тронет.
Естественно, она не обратила ни малейшего внимания ни на слова, ни на интонацию, ибо прекрасно знала, что это игра на публику. Ещё неизвестно, что он с ней сделает после проверки.
- Какая любопытная реакция. - Приглашённый маг присел на корточки, а после и вовсе встал на четвереньки, чтобы заглянуть Любе в глаза. – Тебе нечего бояться, больше тебя никто не тронет.
Наивный! Не тронут её разве что в гробу, хотя с этими колдунами ни в чём нельзя быть уверенной. Девушка истерически рассмеялась. Резко, отчаянно, надрывно. Выплёскивая наружу весь свой страх и нервозность.
У герцога Брионкого так и чесались руки влепить ей оздоровительную пощёчину, у герцога Дагонского – тоже. Остальным было лишь в разной степени любопытно. Хотя Ворон был рад, что увидел подобную реакцию. Он и без того знал, что верить старому пройдохе Брэгу – всё равно что принять кобру за безобидного ужа, но одно дело — подозревать, а другое — видеть собственными глазами.
Положение спас один из тех магов, что изначально отнесся к Любе с некоторой долей сочувствия. Он с тем же сострадательным взглядом протянул ей бокал с водой и поддержал, когда тот чуть не выпал из трясущихся рук. Через пять минут Люба глубоко спала, тяжело привалившись к коварной руке помощи. Брэгдан, с одной стороны, ужасно злой из-за финальной части спектакля, с другой – довольный конечным результатом, подхватил её на руки и унёс в карету.
***
Очнулась Любовь утром, бодрая, впервые нормально выспавшись в этом мире. Череп не приходил, другие сны – тоже. То ли пожалел бедняжку, то ли просто отстал от неё насовсем или хотя бы на время, а, может, дело было в сонном зелье, подлитом сострадавшим магом. Неважно, главное – она полна сил и почти не боится своего нанимателя.
Люба лежала и никак не могла понять, что изменилось. Наконец, до неё дошло, что со стены за ней наблюдает херувим-переросток, приукрашенный художником далеко не в лучшую для мужчины сторону. Губы, чересчур яркие, глаза подкрашены, локоны художественно завиты. Была бы борода – вылитая Кончита Вурст в блондинистом варианте. В том смысле, что на мужика похож лишь наличием кадыка.
Если тогда, когда она не видела оригинал, Люба вообще сомневалась в эффективности соблазнения, то сейчас ей стало немного обидно за принца. Да, он не отличался особой мужественностью и сильным характером, но и не был столь карикатурен, как его изображали. Скорее, Миральда можно было назвать мечтательным поэтом, музыкантом, художником (нужное подчеркнуть), но никак не рождённым под голубой луной. Впрочем, до роли сильного государя он в любом ракурсе не дотягивал.
- Ждара! – позвала Люба компаньонку.
Та, как будто ждала за дверью, мигом появилась пред небесными очами.
- Привет, засоня. - Магиня присела на краешек кровати и взяла её за руку. – Давай посмотрю.
Сканирование заняло около десяти минут, спустя которые коспаньонка удовлетворённо кивнула.
- Жить буду? – иронично поинтересовалась пленница.
- А куда ты денешься? – в том же тоне ответила шатенка. – Тебе даже пошло на пользу вынужденное снотворное, причём во всех смыслах. Во-первых, восстановилась, во-вторых, избежала вчерашнего концерта.
- Что, сильно свирепствовал? – Люба зябко подтянула одеяло.
- Не сказать, чтобы очень, но, возможно, лишь из-за того, что всё в итоге закончилось, как надо ему. Хотя, я слышала, пара служанок слегла после близкого общения с ним.
- Вот гад! – Люба забыла, что боится и воинственно подскочила. – Все они… - Дыхание сбилось от неприятных воспоминаний, сглотнув, она продолжила: - Ты бы видела, как Ворон пытался добраться до моей крови!