— О, об этом ты можешь не беспокоиться, — насмешливо ответил он, — напротив, кое-что подправим, и после тебя точно никто не тронет. Если сама, конечно, не захочешь.
Она облегчённо вздохнула. «Это он что, последней фразой на себя любимого намекает?» — пронеслось в голове ехидное.
— Хотя, если тебя хорошенько помыть и приодеть, — он задумчиво перебирал пальцами два антрацитовых чёрных шарика. Когда успел достать? Странный тип, — можно и поразвлечься.
Увидев откровенный ужас на лице пленницы, он хищно оскалился.
— Смотри, могу и не спрашивать.
На сей «позитивной» ноте Люба поняла, что сон затянулся и ущипнула себя за ногу. Конечность отказывалась что-либо чувствовать, окончательно уверив в нереальности происходящего. Догадаться о том, что та банально онемела, она не додумалась. Поэтому с трудом, но встав с ледяного пола, побрела к кровати, показав наглецу то самое место, где его любят и ждут.
— Ты что себе позволяешь?! — он взмахнул свободной рукой и, раскрутив обратно, пригвоздил блондинку к жёсткой, шершавой стене, — куда пошла без моего позволения?
— Домой, — она вздёрнула подбородок и сжала зубы.
— Ты ещё не поняла, что полностью в моей власти? — он вплотную подошёл, остановившись в какой-то паре сантиметров. Порочная тень мелькнула в высокомерном взгляде.
— Поздравляю, — едко ответила доведённая до предела женщина, — пошёл в задницу! — и от души пнула его в источник этого самого порока.
Взвизгнув от неожиданности, мистер Злыдень крутанул кистью, отчего пол с потолком несколько раз поменялись местами (хотя особой разницы между ними не наблюдалось), а в шее жертвы что-то громко хрустнуло. Бесчувственное тело распростёрлось на сером полу. Нежная, бархатистая кожа была особенно красива в контрастном обрамлении грубого камня. Она сияла своей белоснежностью, вызывая безотчётное желание прикоснуться, попробовать на ощупь, вкусить её сладость. Даже струйка алой крови из слегка вздёрнутого носа не портила вида. Напротив, придавала трогательной хрупкости.
— Сучка! — вырвалась непристойная грубость. Эта женщина будоражила его чувства. Не столько красотой телесной и отнюдь не дерзким духом, но их удивительной совокупностью, приправленной горькой перчинкой разбитых надежд (он знал о её никчёмной жизни всё). Простых, банальных до невыносимости, но столь необходимых этой примитивной самке. Примитивной и такой притягательной. С трудом сбросив оцепенение, он слевитировал её на кровать, борясь с непрошеным желанием сделать это собственноручно. Парочка артефактов на лоб и солнечное плетение, и рваное дыхание выравнивается, кровь сворачивается, а тело расслабляется.
— У тебя нет никаких шансов против меня, — он бессознательно стёр кровь и облизнул палец, — поговорим завтра.
— Наконец-то я проснулась! — возрадовалась Любовь, соскакивая с дивана и заглядывая в кроватку дочери.
— Мама, я так хочу спать, — противно заныла Зойка, — и так не хочу в садик! Давай я пойду к бабе Хае?
— Заюшка моя, — нацеловывала всё, что оказалось в ближайшем доступе Люба, — сегодня суббота, мы никуда не идём.
— Как это никуда? — тут же подскочил возмущённый ребёнок, — ты же обещала пойти в зоопарк!
— А ты, вроде, спать хотела? — хитро сощурилась женщина, подлавливая маленькую врунишку на слове.
— Так светло на небе, солнце встало, — как маленькой, принялась объяснять кудряшка, — значит, и нам пора.
— Пора-пора, — подхватила светлую мысль и защекотала бока, — только сначала каша. Тебе какую?
— Рисовую, с корицей и ирговым вареньем.
— Сладкоежка ты моя, — она вдохнула нежный аромат ребёнка и отправилась на кухню. — Как хорошо, что та дрянь была просто сном.
— Ты кого дрянью назвала? — раздался леденящий душу голос.
Голубая занавеска кухонного окна поплыла перед глазами, головокружительное чувство падения и страх. Страх открыть глаза и не увидеть надоевших до оскомины серых обоев, сменить которые не хватало ни денег, ни времени.
— Я знаю, что ты уже проснулась, хватит притворяться, — противный до зубовного скрежета тон, — мы вчера не закончили!
— Боже, как мне это надоело! — простонала Люба. — Я хочу обратно к своей дочурке.
— Только после того, как сделаешь то, что мне надо, — он стоял напротив кровати и равнодушно смотрел на полуобнажённую женщину.
— А давайте я просто засну и проснусь уже дома, — она натянула до подбородка соскользнувшее во сне одеяло, — или хотя бы оденусь.