— Вроде того… — уклончиво ответил Кром, а я промолчала — сейчас не время вносить ясность в этот вопрос.
— И зачем девушку сюда с собой потащили? Шли бы одни: и вам легче, и ей маяться не надо.
— Никто меня не тащил, я сама пошла… — пришлось вмешаться в разговор. — Они меня с собой не хотели брать, я их уговорила.
— У девок ума как раньше не было, так и сейчас нет… — махнул рукой Тимофей Михайлович. — Если что втемяшат себе в голову, то их уже не переубедишь. Ну да что теперь об этом говорить… Кстати, брат мой как поживает?
— Да с ним все в порядке, он больше о вас беспокоится, тревожится, что вы о себе ничего знать не даете… — произнес Кром. — Тимофей Михайлович, может, все же скажете, что тут происходит?
— Рассказывать надо долго, но пока что я и сам не понимаю всего, что происходит. Никита, конечно, мне кое-что сказал, но я во многом так и не разобрался. Скажу лишь одно: то, что здесь происходит — этого быть не должно.
— А можно без загадок?.. — с почти незаметным раздражением в голосе произнес Кот. — Вы все ходите вокруг да около, а точно ничего не говорите.
— Можно и сказать, что знаю… А, чтоб тебя!.. — вдруг вырвалось у Тимофея Михайловича, и я поняла, что он смотри куда-то мне за спину, причем в его взгляде появилась самая настоящая ненависть. — Приползла, гадюка…
Оглянувшись, я увидела, что по ту сторону решетки стоит молодая женщина и смотрит на нас. Надо же, как она неслышно подошла, я никаких шагов не слышала. Среднего роста, одета так, как обычно одеваются люди, идущие в лес или на рыбалку. Пожалуй, с натяжкой ее можно назвать симпатичной, хотя тут, скорей, больше подходит слово «своеобразное» — черты лица не совсем правильные. Очень бледная кожа, замотанные в неаккуратный пучок волосы на голове, глубоко посаженные темные глаза… А еще мне отчего-то мне неприятно было смотреть на эту особу, хотя она не сводила с нас глаз. Вернее, девица смотрела на моих спутников с нескрываемым интересом, напрочь игнорируя меня.
— Это кто?.. — чуть слышно спросила я Тимофея Михайловича.
— У меня для этой твари подходящего названия нет… — негромко пробурчал тот в ответ. — Одни матерные слова.
Тем временем девица взялась руками за прутья решетки, и я в растерянности уставилась на ее руки, вернее, на пальцы — дело в том, что у нее вместо ногтей были самые настоящие когти, пусть не очень длинные, но острые и изогнутые. Не хочется думать, что будет, если по тебе царапнет такая вот пятерня…
Меж тем эта непонятная особа, глядя на моих спутников, то ли довольно улыбнулась, то ли ухмыльнулась, приоткрыв рот, и я только что не ахнула, увидев ее оскал, в котором, помимо зубов, было четыре длинных острых клыка, похожих на звериные. Это еще что такое, а?!
Впрочем, удивлена была не только я одна — судя по тому, как Кром и Кот смотрели на эту странную женщину, увидеть нечто подобное они никак не ожидали. А девица по-прежнему стояла у решетки и смотрела на молодых людей, и в этом взгляде было нечто животное, хищное, и я чувствовала, как неуютно моим спутникам под тяжелым взглядом. Сама не зная зачем, я шагнула вперед, прикрывая собой сидящих рядом Кота и Крома, а затем поинтересовалась, обращаясь к незнакомке:
— Тебе что надо?
После моих слов улыбка (или не знаю, как правильно назвать эту непонятную гримасу) исчезла с лица девицы, и она, посмотрев на меня с ненавистью, только что не зашипела, оскалилась и разве что зубами не щелкнула. Кажется, она здорово разозлилась, и будь на то ее воля, эта особа разорвала бы меня на месте.
— Не злила бы ты ее… — негромко произнес Тимофей Михайлович. — От нее ничего хорошего ждать не стоит. Стерва еще та, да еще и злопамятная…
Верно: сейчас непонятная особа переключила внимание на меня, и почти шипела от злости. Даже руку просунула сквозь решетку, пытаясь добраться до меня, хотя я находилась от нее на достаточно большом расстоянии. Трудно сказать, как девица повела бы себя дальше, но тут раздался мужской голос:
— Ананке, успокойся и иди к себе. Мы с тобой поговорим позже.
К нам приближался тот самый мужчина, который привел нас сюда. Подойдя к решетке, он вновь обратился к странной девице, которая и не думала уходить.
— Ананке, я же просил оставить нас.
Та, постояв еще немного, неохотно отпустила прутья решетки, и, по-прежнему не говоря ни слова, повернулась и неторопливо пошла прочь. Отойдя на десяток шагов, девица вдруг опустилась на четвереньки, и быстро побежала по коридору, причем двигалась почти беззвучно. В свою очередь мужчина, посмотрев на наши ошарашенные лица, поинтересовался: