— Кошмар!.. — вырвалось у меня.
— Самого чуть ли не тошнит, стоит только это все это вспомнить… — отозвался Тимофей Михайлович. — А еще перед глазами стоит откушенная человеческая кисть — та девица ее отгрызла, и в сторону кинула, прямо к решетке… Я однажды видел, как медведь-шатун человека задрал — тоже зрелище не для слабонервных, но там была схватка человека и зверя, а тут… Сам бы эту тварь двуногую пришиб, если б мог.
— А что же Яков Иннокентьевич? Вы сказали, что он рядом стоял…
— Верно, стоял, и на девицу с любовью глядел — мол, кушай, деточка, не подавись только!
— Сейчас в коридоре чисто, нет никаких кровавых следов…
— Верно, с того дня немало времени прошло. А что касается крови и растерзанного тела, которое осталось тут лежать, так с ним случай особый. Говорю же — здесь на меня иногда такой сон нападает и такая слабость, что, бывает, проваливаюсь во все это, как в яму, хоть кричи рядом — не услышу. Вот и тогда я, кажется, то ли уснул, то ли сознание потерял — просто как в темную воду ухнул, и не знаю, сколько мой тогдашний сон продлился. Ну, а когда я проснулся, то все уже чисто было. Кто все убрал — не знаю.
А ведь насчет сна мужчина сказал правду — когда мы здесь оказались, Тимофей Михайлович крепко спал, и хотя мы говорили громко, он так и не проснулся. Спящего человека пришлось довольно долго трясти за плечо, и то он открыл глаза далеко не сразу.
— Даже так?.. — в голосе Кота проскользнула легкая нотка недоверия.
— Надеюсь, вы не думаете, что я умом тронулся, и вам сказки рассказываю?.. — кажется, охотник всерьез обиделся.
— Что вы сами обо всем этом думаете?.. — Кром дипломатично ушел от ответа.
— Много чего… — пробурчал тот. — Этот самый Иннокентьевич — он, конечно, сволочь последняя, этого не отнять, но все-таки он такой же человек, как и мы, а вот что касается его доченьки — в этом я не уверен. Вроде человек, и в то же самое время в ней от зверя много чего намешано. Так поневоле и вспомнишь охотничьи байки, а там можно услышать такое!..
— А Никита… Что он вам говорил? Можно поподробнее.
— Что помню, то скажу, хотя я не понял и половины из того, что он мне тогда наговорил… — с досадой отозвался Тимофей Михайлович. — Чего уж там греха таить — образование у меня не то, иногда об этом жалею. Но то, что Никита говорил о космосе и о каких-то там инопланетянах — это я запомнил.
Так… — поневоле подумалось мне. — Так, и этот говорит о космосе. Может, в чем-то они и правы, но я все одно скептически отношусь к таким словам.
— А его товарищ? Тот, с которым расправилась та девица… Вы же с ним о чем-то говорили!
— Если это можно назвать разговором, то да, говорили, только ничего толкового он мне не сказал. Правда, несколько раз упоминал о том, что его друг Никита, может, и спасется, и помощь приведет. Этот бедняга хотел только одно — уйти отсюда, да к тому же чувствовал себя хуже некуда, и ни о чем другом говорить не мог. Потому я к нему с расспросами особо и не приставал — что с больного человека возьмешь? У Никиты воли и характера куда больше было.
— Что касается этого парня, Никиты… — заговорил Кот. — Отчего он умер.
— Прежде всего, от кровопотери. Видели бы вы, какие у него были ранения! Глянь со стороны — он словно в лапах у рыси побывал!
— А, может, в лапах у росомахи?.. — непонятно почему хмыкнул Кот.
— Это, пожалуй, точнее… — чуть скривился лесовик. — Именно у нее, у заразы такой…
— Кроме товарища Никиты…
— Пока я тут сижу, кроме того парня больше никаких людей здесь не видел… — покачал головой охотник. — И вот вы еще сюда пожаловали.
— Тимофей Михайлович, а у вас воды нет?.. — спросила я. Пить мне хотелось уже давно, и только потому я решила вмешаться в разговор мужчин.