— Ах ты, зараза… — простонал охотник, подтягивая к себе ружье, которое лежало неподалеку. — Ну, ты у меня сейчас схлопочешь…
Несмотря на раздирающую ее ярость, девица неплохо соображала, что к чему, а потому, увидев наставленное на нее ружье, сумела убраться из окна за миг до того, как Тимофей Михайлович спустил курок.
— Вот собака… — выдохнул мужчина. — Спрятаться успела, да и я промазал…
— А если она в другие окошки сунется?
— Они маленькие, а то, через которое эта зараза пытается выбраться — оно самое большое.
— Что будем делать?.. — спросила я. — Уходим?
— Нельзя… — покачал головой охотник. — Рано или поздно, но она выберется, и, судя по стервозному и мстительному характеру этой особы, обязательно отправится следом за нами. Отпускать нас живыми она не намерена. Речка узкая, извилистая, высокую скорость на ней не развить, так что эта зверюга на двух ногах нас легко догонит, прыгнет, и тут уж от нее никуда не деться… А, чтоб тебя!
Вновь грянул выстрел, и Тимофей Михайлович стал перезаряжать свое ружье. Понятно, опять мимо…
— Вот что… — через паузу обратился он ко мне. — Там, под крыльцом, есть две железные бутыли. Достань одну из них, ту, которая полная, а я к тебе подойду…
Признаюсь: вновь идти к дому, в котором бушевала Ананке, мне совсем не хотелось, но делать нечего. Добежала, заглянула под крыльцо (под которым хватало старого хлама), но две бутыли (литров на десять каждая), стояли первыми. Одна, и верно, была пустой, а вторая, судя по весу, заполнена наполовину. А еще от нее шел запах керосина…
Тимофей Михайлович (который еще пару раз стрелял в окно, не давая девице выбраться) согнувшись и с трудом передвигая ноги, пошел ко мне, забрал бутыль, отвинтил крышку, и запах керосина стал еще сильнее. Затем он размахнулся и бросил бутыль в дом. Правда, большого замаха у него не получилось, емкость упала на крыльцо, и из нее толчками стал выливаться бензин. Справедливости ради надо отметить, что какая-то часть пахучей жидкости попала и на стену.
— Вы что собираетесь делать?.. — ахнула я, когда увидела в руках мужчины зажигалку.
— А сама-то как думаешь?.. — пробурчал тот. — Еще скажи, что тебе ее жалко стало.
— Нет, я все понимаю, но это как-то… Не знаю даже, как сказать…
— Ты не знаешь, я тебе скажу. Тут тайга, а ее закон такой: или ты, или тебя, и жалость может выйти боком. Только так, а не иначе. Предпочитаю остаться без дома, но лишь бы от этой зубастой избавиться, потому как в ином случае нам не жить. Ты и сама это понимаешь, так что сострадание прибереги для другого случая. Кстати, не думаю, что эта змеюка погибнет — она даже из огня выберется. Удивляешься? Зря. Как я понял, у доченьки Илларионовича жизненных сил на двоих хватит, а то и на троих. Живучие, заразы, с такими, как она, так сразу и не справишься. Я не сомневаюсь, что она и отсюда полуживой вылезет, и к папаше своему отправиться, чтобы раны залечить и зализать.
— А если…
— Если помрет, то нам же лучше, да и народ из Раздольного может жить спокойно, а если эта красавица останется живой, то людей из поселка надо увозить до той поры, пока ее не поймают или не пристрелят — такие, как она, мстят до конца и обид не прощают… Все.
Подпалив от зажигалки намотанный на палку клочок ткани, Тимофей Михайлович бросил его в сторону зимовья, и огонь вспыхнул сразу же, запылало крыльцо и стена дома, та самая, на которой было окно. Ананке сразу поняла, что случилось, и до нас донесся ее визг. Впрочем, наблюдать за разгорающимся пожаром желания ни у кого из нас не возникло — хотелось только уйти отсюда. Закинув за плечи свой рюкзак, и стараясь не смотреть в сторону горящего дома, откуда доносились жуткие звуки, я подошла к Коту, которого уже пытался приподнять Кром.
— Саша, как ты?.. — спросила я.
— Терпимо… — отозвался тот, пытаясь не морщиться от боли и закидывая руку Кота себе через шею. — До лодки как-нибудь дойду.
— Конечно… — я перекинула вторую руку Кота через свою шею, и мы с трудом поднялись на ноги. — Тимофей Михайлович, а вы-то как…
— Со мной все нормально… — отозвался тот. — Есть еще порох в пороховницах… Пошли отсюда.
Мы сделали всего по нескольку шагов по направлению к реке — и остановились, не зная, что делать дальше. Такого я точно не ожидала — на краю поляны, из-за высоких кустов, почти неслышно стелясь над землей, выметнулись волки. Шесть серых хищников стояли напротив нас, лишь чуть пошевеливая хвостами…
Похоже, это конец — отстраненно подумала я. От них нам не уйти, да и сделать сейчас мы ничего не можем… Надо же, а ведь нам осталось совсем немного до спасения… Еще миг — и волки на нас набросятся, вон, даже чуть присели перед прыжком…
Именно в это мгновение из горящего зимовья послышался крик, причем такой пронзительно-страшный, что у меня просто заледенело сердце и перехватило дыхание. Так кричать не может ни одно разумное существо — тут в одну кучу смешались гнев, боль, злость, ярость, бешенство и ненависть. Не знаю, что ощутили мои спутники, но у меня в прямом смысле этого слова едва не подкосились ноги. Наверное, так вопили какие-то мифические существа, убивая врагов своим криком.
То, что случилось дальше, я даже предположить не могла. Услышав этот жуткий крик, волки внезапно припали к земле, прижав уши к голове, а затем, издав что-то похожее на щенячий визг, кинулись прочь — кажется, ужас прошиб даже их.
— Они ушли… — прошептала я, глядя на покачивающиеся ветки кустарника. — Даже не верится…
— Тогда и нам надо уходить… — тряхнул головой Кром. — А то как бы волки не вернулись…
Этих слов оказалось вполне достаточно для того, чтоб мы, собрав оставшиеся силы, под треск огня и непрекращающиеся подвывания Ананке, направились к реке, путь до которой мне показался невероятно длинным. Да и силы у меня, чего уж там скрывать, были на исходе, а уж как чувствовали себя раненые мужчины, и как им было тяжело передвигаться — об этом мне сейчас не хотелось даже думать. А еще до нас все это время то и дело доносились крики Ананке…
Лодка стояла у берега, и уселись мы в нее достаточно быстро — сдернули тент с одной стороны, на заднее сиденье уложили Кота, рядом с которым расположился Тимофей Михайлович, Кром уселся за руль, я (оттолкнув лодку от берега) — подле него. Мотор завелся быстро, лодка двинулась по воде, но почти сразу же на нас упали первые капли дождя, так что мне пришлось натягивать тент на лодке. Дождь усилился, стучал по тенту, а потом и вовсе хлынул стеной. Хорошо, что мы сейчас под укрытием, а иначе промокли бы насквозь, да еще и дождевую воду пришлось бы вычерпывать со дна лодки. А еще я почти уверена, что такая стена дождя может потушить горящую заимку…
«Казанка» двигалась по воде довольно медленно — уж очень извилистой была речка, да и дождь лил сильно, что заметно снижало видимость, а потому Крому приходилось быть очень внимательным, чтоб случайно не врезаться в берег. А еще я опасалась, как бы нас не стали преследовать волки — речка узкая, движемся по ней на невысокой скорости, так что сильному зверю прыгнуть с берега на нашу лодку ничего не стоит. Все, что мне оставалось, так это надеяться на то, что в такую погоду звери где-то прячутся, и мы успеем миновать речку до того, как закончится дождь.
Когда же мы оказались на реке, ведущей в Раздольное, то дождь стал слабее, хотя тяжелые дождевые тучи по-прежнему не хотели уходить с неба. Тем не менее, а душе у меня стало полегче — самые опасные места мы уже миновали.
— Тимофей Михайлович… — повернулась я к молчащему мужчине. — Как вы там?
— Терпимо… — пропыхтел тот. — Меня как-то по молодости рысь подрала — и ничего, выжил, и сейчас выкарабкаюсь. А вот парень ваш так в себя и не пришел, но, к счастью, жив, хотя горячий, как печка.
— Понятно… — Кром какое-то время молчал, глядя в ветровое стекло, а потом спросил у меня. — Ника, ты машину водить умеешь?
Ох, Кром, ты мне сейчас словно соли на рану насыпал! Я всегда, еще с детства, мечтала научиться водить машину, тем более что такая возможность у нас была — в гараже стоят аж три авто! Только вот бабушка, когда я сказала ей, что намерена записаться на курсы водителей, отнеслась к моим словам так, будто я сообщила о своем намерении покончить жизнь самоубийством в самое ближайшее время. Ее ожидаемая реакция была предсказуемой: нет, нет, и еще раз нет, и чтоб я от тебя такого больше не слышала!! На дорогах опасно, а ты невнимательна, так что ничем хорошим это твое странное желание не закончится! И вообще, у нас есть прекрасный водитель, очень умелый и со стажем, машину водит осторожно, аккуратно и довезет, куда надо! Так что больше ничего о твоих странных и непонятных фантазиях я знать не желаю, и ты немедленно выбрось из головы всю эту дурь!.. В результате мне пришлось в очередной раз уступить бабушке, хотя очень хотелось пойти наперекор…