— Тебе не стыдно, Малинин, — возмутилась Эра Кузякина, — мы вас не в дневниках просим подделать отметки, а в ответах у доски!
— Ах, у этой у доски, можно сдохнуть от тоски, — пропел Малинин довольно красивым и как говорится от природы поставленным голосом.
— Вот ведь и петь может, если захочет! Сегодня позанимаетесь весь день с Юрой, завтра утром пересдадите, а днём придёте в школьный сад, — сказала ласково Зина Фокина.
— В сад? — удивился Баранкин. — Это ещё зачем в сад?.. Гулять, что ли?..
— Зачем гулять? — также ласково сказала Зина Фокина. — Рыть ямы специальные для будущих посадок. Заранее внесём специальные удобрения.
— Специальные! Какие специалисты развелись! За лето ямы осыпятся, зарастут травой! — сказал Юра.
— Точно, — подхватил Костя. — И компост в них потеряет свои ценные качества!
— А суперфосфат перестанет быть супером! — сказал Юра,
— Он ещё и слово компост знает! — сказал Алик.
— А как же, — сказал Юра, ямы для обеда деревьев, на первое суп-пер, на второе — фосфат, на третье сладкий компост из гнилых фруктов!
— И про суперфосфат тоже всё знают! — сказал Венька Смирнов.
— И про компост!..
— Про что не надо они всё знают, а про что надо — ни бум-бум!..
— Не исправите, смотрите, тогда Михал Михалыч годовую двойку выведет вам!
— Подумаешь, чем испугали, — сказал Юра.
— Зиночка, сказала Эра Кузякина, — да хватит нам с ними поодиночке церемониться, давайте возьмём их в оборот всем классом!..
— Придётся, — согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: Три-четыре!
И весь класс хором произнес:
Костя — Юра, слово массам,
Мы проводим вас всем классом,
Мимо сада, мимо тира,
До Баранкинской квартиры,
И за стол без споров лишних
Сядьте с Яковлевым Мишей
И займитесь с ним учебой,
В результате были б чтобы
Чтобы две печальных двойки
Вы исправили на тройки,
Ну, а честно вам сказать
Лучше, если бы на пять!
Нам отпор не нужен ваш!
Встать! И к цели шагом марш!
Вероятно, вот точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на своих древнегреческих зрителей, какое впечатление произвёл на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.
— Ну, знаете, — после большой паузы сказал, первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, — это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, — Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами и пока отвечал прозой одновременно готовил ответ в рифму. И приготовил… — А за ваш хор мы вас с Малининым лично ставим «неуд».
— Три-четыре! — скомандовала Фокина. — Это почему «неуд»? дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.
Баранкин что-то пошептал на ухо Малинину и они в один голос громко произнесли:
— Сразу видно, что не Пушкин написал эти частушки!..
Двухголосый ответ, да ещё в рифму, да ещё в довольно складную вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и снова скомандовала: "Три-четыре!.."
— А за такой экспромт вам Пушкин.
Дал бы с Костей по макушке!.. — ответил снова хором весь класс. И здесь Баранкин понял, что пока сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса в стихах поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последнее слабое сопротивление, которое он попытался оказать одноклассникам, было произнесено жалкой, по сравнению со стихами, прозой и не имело никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:
— Смирнов, ты-то что орешь, да ещё хором. У тебя у самого двоек навалом!
— Навалом, — согласился Смирнов, хихикая, — но ни одной из них нет ни самой первой, ни самой последней!.. У меня они все серединные.
В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали "Сдаёмся!.." и как бы тоже внутренне подняли вверх руки.
Юра Баранкин и Костя Малинин шли под окружением школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: "Погода шепчет — бери расчёт…" На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах бездельничали и вообще вели себя как на большой перемене воробьи и не каких-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уме с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Сразу было видно, что все они как одна бессознательные и неорганизованные. Какая-то тайная смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, не то он их сам придумал: "…я уверен без забот воробей живет!.." Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьёв кого-то куда-то бы поволок силой против его желания. Занятий у них нет, значит, и репетиторов у них таких противных, как этот отличник Мишка Яковлев, тоже нет, и вообще никто не делит воробьёв и бабочек на отличников, хорошистов и двоечников. И не призывает "Будь воробьём! Или бабочкой!" Все они просто воробьи и бабочки. Просто!.. И всё!.. А тут… Вон, что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..
Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин продолжали приближаться к Юриному дому. Малинин оглянулся и сначала сказал:
— Правильно в русской народной песне поётся, — а затем запел довольно приятным голосом: "любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…"
— Малинин, — спросила его Кузякина, — а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? С таким приятным голосом, как у тебя — это вполне реально.
— Потому что есть такой школьный юмор, — ответил Малинин Кузякиной, — примерно такой ученик, как Венька Смирнов… — Венька Смирнов тут же навострил уши — приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять… Отец, просмотрев дневник, говорит: "С такими отметками и ты ещё поёшь?.. А ну, снимай штаны!.."
— А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? взъерепенился Смирнов.
На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до Баранкинской квартиры.
— Баранкин, будь человеком! — произнес школьный хор на прощание.
— А что я пятикантроп, что ли? — спросил на прощание Баранкин.
— В лучшем случае, — ответила Фокина, — ты шестикантроп и то с большой натяжкой…
Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у неё то на такой ответ просто не хватило бы здоровья…
— Счастливо оставаться! — произнёс весь класс, воздев приветственно вверх руки.
— Общий — сказали в один голос Баранкин и Малинин.
Но на фоне школьного хора два голоса Юры и Кости опять прозвучали весьма неубедительно. Юра, Костя и Миша Яковлев подошли уже к входной двери подъезда, когда из-за кустов, разукрашенных весенними зелеными листиками сирени, выскочил Венька Смирнов и протявкал:
— Счастливо оставаться!..
СОБЫТИЕ САМОЕ ВТОРОЕ. Бег ради бегства
Юра Баранкин достал из почтового ящика «Вечёрку» и заглянул в неё.
— Ребята! — воскликнул он, — сегодня же день бегуна!..
— Ну и что? — спросил Малинин.
— Символично! — Баранкин протянул газету Малинину и приказал: — между делом изучи маршрут!..
После этого все трое стали подниматься по лестнице.