— Эй, соня, просыпайся и поешь! — прошептал он.
Конни подскочила и села. Заморгав, поправила очки и потом посмотрела на хозяина дома:
— Какая же я голодная! Кажется, я весь день ничего не ела.
Адам подал ей тарелку с едой и хрустальный бокал с вином. Не нравилось ему, что такая хрупкая женщина ничего толком не ест и держится лишь на кофе да на нервах.
Конни подняла бокал и, не сдержавшись, поддразнила Кэйгена:
— Ты нарочно угощаешь меня такими дорогими напитками, чтобы я совсем опьянела?
Адам удивленно приподнял брови.
— Очень привлекательная идея, — медленно сказал он. Сел рядом с Констанс на диван и лукаво улыбнулся: — Ну так что, ты выпьешь немного вина или на сегодня хватит?
Конни выпила свою норму за месяц, но не стала говорить об этом.
— Обещаю вести себя прилично. Вообще-то в состоянии опьянения я становлюсь сонливой, а не буйной. — Она отпила немного вина. — А у тебя отличный вкус.
— Для такой красивой женщины — самые лучшие вина, — объявил он и усмехнулся, увидев, как по ее лицу пробежала тень: видимо, ждала откровенного флирта этим вечером.
Констанс не обратила внимания на его замечание, зная, что может соперничать в красоте с большинством его приятельниц, да у нее и не было такого желания. Но получить столь неожиданный комплимент от Адама!.. Что-то он слишком весел и развязен!
Несколько минут они молча ели, наслаждаясь тишиной. Когда первый голод был утолен, Адам встал и направился к музыкальному центру. Через мгновение комната наполнилась тихой романтической музыкой. Он разжег дрова в камине, и все вокруг стало красноватым в отблеске пламени.
Обернувшись к гостье, Адам увидел, что она внимательно осматривается по сторонам. За все время их знакомства Конни впервые оказалась в его доме. Интересно, о чем она думает?
Конни удивило убранство гостиной. Вместо ярких цветов — приятные естественные оттенки шоколадного, оранжевого и золотистого. Диван в форме полумесяца, напротив камина, так и манил к себе.
Да, не таким она представляла холостяцкий дом Кэйгена. Но он оказался таким уютным! Возможно, даже чересчур уютным. Интересно, сколько женщин поддавались чарам Адама на этом мягком диване при горящем камине под тихую, убаюкивающую музыку?
— Это мой дом, Конни. Я обставил его так, чтобы было приятно мне самому, а не тем людям, которые сюда приходят, как ты, должно быть, подумала. Если бы я не любил музыку и живой огонь, то не стал бы строить камин и покупать аппаратуру.
Застигнутая врасплох, Констанс опустила глаза. Она и не думала, что неодобрение было столь явственно написано на ее лице, но наблюдательность Кэйгена в который уже раз поразила Конни. Впрочем, какое ему дело до того, что она думает о его частной жизни?
Конни наконец-то решилась взглянуть на Адама, и с такой очаровательной улыбкой, что он вздрогнул. Он подлил в их бокалы вина. Констанс была уверена, что ей не стоит больше пить, но расслабилась до такой степени, что была не в состоянии отказаться. Сбросив туфли, она пошевелила пальцами и вытянула ноги. Кэйген сидел и все спрашивал себя, как убедить Конни в том, что более близкое знакомство с ним не представляет никакой угрозы.
— О чем ты сейчас думаешь? — прямо спросила она.
— Я думаю о том, как изменить твое мнение о моей нравственности, — осторожно ответил Адам.
— Мое мнение что-то значит?
— Именно так, — кивнул Кэйген, довольный тем, что сумел удивить ее.
— Но почему? — осведомилась она слегка раздраженным тоном. — В моем отношении к тебе нет ничего, кроме уважения к твоим профессиональным качествам.
— Да, тебя раздражает лишь мой образ жизни, не так ли? — принял вызов Адам. — Я не Ромео, но и на твоего бывшего мужа я не похож. Я не использую женщин, не даю обещаний, которые не смогу или не захочу исполнить.
Констанс задумалась над его словами, но что-то важное явно ускользало от ее понимания.
— По-моему, ты слишком много выпила для серьезного разговора.
Да, может, так оно и было, но что-то неуловимое навязчивой занозой засело у нее в голове и все время не давало ей покоя. Конни захотела обсудить одно из его недавних замечаний.
— Насколько я поняла, я не из тех женщин, которые тебе нравятся, — наконец медленно промолвила она, тщательно подбирая слова; от спиртного ее язык стал чуть заплетаться. — Но я хочу знать, действительно ли ты считаешь меня сварливой мегерой, которую никто не любит?
Глядя в ее огромные прекрасные глаза, Кэйген притворился, что раздумывает над вопросом. Конни была необычайно милой, сексуальной и, признаться, неотразимой, но он пока не собирался говорить ей об этом. Адам хотел вытащить ее из раковины, в которой она так долго пряталась.
— Нет, я бы не сказал, что ты такая, — наконец промолвил он. — Но ты чудовищно подавлена.
— Подавлена? — нахмурившись, спросила Констанс.
Да, возможно, она и привыкла держать себя в узде и не позволяла горьким воспоминаниям влиять на ее отношение к мужчинам, но счесть себя подавленной?.. Обычно Констанс не интересовало, что о ней говорили другие, но босс составлял исключение, и от Адама она не могла выслушивать критические замечания.
— Может, я и осторожна, — заспорила она, — но в этом нет ничего плохого.
— Нет, если только ты не будешь возражать против того, что ты нелюбима.
Огонь в камине затрещал. Адам подошел к очагу, чтобы поставить перед ним защитный экран.
Конни не задела его самонадеянность. Но почему Адам решил, что у него есть право судить ее? Ей даже захотелось поспорить, что сердце Адама никогда не бывало разбито. Более того, она сомневалась в том, что его сердце вообще когда-либо пылало от любви.
— Полагаю, ты считаешь себя большим знатоком женщин.
— Да, у меня есть некоторый опыт общения с женщинами, — легко согласился Кэйген. — Но ты готова обвинить всех мужчин только из-за того, что у одного из них есть отрицательный, с твоей точки зрения, опыт.
— И по-твоему, из-за этого я не заслуживаю любви?
Адам не мог ответить ней, не погрешив против истины, а потому решил изменить направление разговора.
— Думаю, ты нарочно подавляешь в себе естественную реакцию на мужчин, — заметил он. — Возможно, это происходит из-за того, что ты боишься еще одной неудачи.
Все ее тело объяло жаром, и Конни не могла определить, что же — огонь, спиртное или эти слова — стало тому причиной. Да, может быть, Адам и прав, так оценивая ее, но она не могла согласиться с этим без сопротивления.
— Зато в тебе нет и следа подавленности. Думаю, вы чересчур просты, советник.
Он прищурился.
— Так ты считаешь, что я слишком прост? — Адам не слышал, чтобы это определение употребляли в отношении мужчины, и ему это не понравилось. — Скажи, пожалуйста, что ты имеешь в виду?
Констанс поставила пустой бокал на столик.
— Это довольно легко понять. Я не думаю, что ты имеешь право читать мне нотации о моей реакции на мужчин, поскольку совершенно ясно, что ты теряешь голову, когда дело касается любой смазливой дамочки. Да, ты слишком прост. Женщина, у которой есть хоть немного ума, с легкостью соблазнит тебя.
Адам почувствовал, как в нем поднимается гнев. Она ошибалась, причем сильно ошибалась. Ей ничего не известно о его частной жизни, кроме того, что им интересовалось множество привлекательных женщин.
— Тебя можно отнести к таким женщинам, — холодно заметил он.
Ее глаза удивленно распахнулись. Он что же, хочет, чтобы Конни доказала собственное утверждение? Впрочем, она никогда не была из тех, кто сдается, к тому же вино ударило в голову, и Конни поймала брошенную им перчатку.
— Уверена, что могла бы с легкостью соблазнить тебя, если бы захотела.
Адам был удивлен, однако ее смелое утверждение было очень заманчиво. Да уж, алкоголь развязал язык этой скромнице.
Кэйген быстро прикинул, насколько велик риск потерять уважение Конни, если он осмелится заключить ее в объятия на несколько драгоценных мгновений. Дело было стоящее.
— Ну что, ты готова поспорить?
Глаза Конни подозрительно прищурились: она не понимала, что именно Адам затевает.