Выбрать главу

Маккена наклонился, чтобы поднять край ее рубашки. Бархат языка прошелся по ее животу, там, где жесткий корсет впивался в нежную кожу. Безвольно отклонившись к дереву, Алина смотрела на его темноволосую голову.

– Маккена, – сказала она, пылая от стыда, когда он на коленях вдыхал аромат ее тела. Вспомнив про шрамы, она наклонилась, чтобы опустить рубашку, затем попыталась оттолкнуть его. – Подожди... – Но его рот был уже там... Пробираясь к влажной плоти, язык касался темных завитков.

Ноги Алины дрожали. Если бы не дерево за спиной, она сползла бы на землю, дрожащие руки легли ему на голову, а пальцы перебирали темные кудри.

– Маккена. – простонала она, не в состоянии остановить то, что он делал с ней.

Его язык пробирался глубже, ласкал манящую влажность, она молчала, лишь короткие, порывистые вздохи нарушали тишину. Напряжение становилось все больше, возрастая с каждым прикосновением его языка.

– Я больше не вынесу, – стонала она. – Пожалуйста, Маккена... пожалуйста...

Очевидно, эти слова прозвучали сигналом, которого он ждал. Поднявшись, он снова прижал ее к себе и приподнял с необычайной легкостью. Одной рукой поддерживая за спину, чтобы она не поцарапалась о ствол дерева, другой обхватил ее теплые ягодицы. Она была совершенно беспомощна, не могла ни шевельнуться, ни выбраться из его рук. Шрамы натянулись, и она приподняла колено вверх, чтобы ослабить натяжение.

Маккена поцеловал ее, его горячее дыхание наполнило рот. Она чувствовала мощное напряжение его плоти, которая стремилась занять место в ее теле. Она инстинктивно отпрянула, боясь боли, но когда он начал входить в нее, горячее объятие внутренних мускулов увеличило его желание в тысячу раз. Он подтолкнул ее вверх, позволяя глубже впустить его. Прерывистый вскрик вырвался из ее уст, и ее тело уступило мощному вторжению. Внезапно он оказался внутри, заполняя и продвигаясь вперед, разрывая тонкую ткань... Алина выгнулась от боли, ее руки вцепились ему в спину.

Маккена замер, когда до его вожделенного сознания вдруг дошло, что значило это невольное движение. Он потрясенно вздохнул.

– Боже милостивый, ты невинна? Не может быть...

– Не имеет значения, – ответила она, задыхаясь. – Не останавливайся, все хорошо. Не останавливайся, прошу тебя.

Но он не спешил. Глядя на нее в кромешной тьме, он так крепко обнял ее, что она едва могла дышать. Наконец он стал ее частью, наконец свершилось то, о чем она мечтала всю жизнь. Она прижималась к нему всем телом, приглашая его глубже, не выпуская его из своих рук. Чувствуя ритмичное сокращение внутренних мускулов, Маккена наклонился, чтобы страстно поцеловать ее. Его язык прошелся по белым зубам и проник в сладкую глубину рта. Алина обхватила Маккену за пояс ногами, пока он продолжал толчки, медленные, неутомимые... Боль ушла, хотя и не полностью, но Алина не обращала внимания. Все, что имело значение, – обладать им, вбирать в себя его возбужденную плоть. Ее тело и душа изменились навсегда от этого страстного вторжения.

Застонав сквозь зубы, Маккена обхватил ее бедра и толкнул сильнее, входя в нее глубже, вспотев от удовольствия и усилий. Он пробирался внутрь ее, и завершение было сильным, мощным, бесконечным... Жарко обняв его, Алина обвилась вокруг всем телом, прошлась влажными губами по лицу и шее, жадно слизывая следы пота.

Маккена тяжело дышал и дрожал и долгое время оставался внутри ее. Постепенно напряжение ушло, оставив ее, бессильную и пресыщенную... Когда Маккена вышел из нее, она ощутила теплую жидкость меж своих бедер. И в ужасе спохватилась, поняв, что чулки сползли вниз.

– Пожалуйста, отпусти меня.

Осторожно поставив на землю, Маккена придерживал Алину за локоть, пока она подтягивала чулки, оправляла рубашку и набрасывала бретельки на плечи. Приведя белье в порядок, она потянулась за платьем.

О, как бы она хотела лечь с ним на постели и уснуть, прижавшись к его груди, а проснувшись, видеть его в первых лучах солнца... Господи, если бы только это было возможно!

Быстро натянув платье, Алина повернулась к нему спиной, чтобы он застегнул его. Куда-то пропала одна туфля... она отбросила ее во время соития; потребовалась минута, чтобы Маккена нашел ее у корней дуба.

Губы Алины дрогнули, она едва сдерживала смех, когда он принес ей туфельку.

– Спасибо.

Но Маккена даже не улыбнулся. Его лицо было твердым, как гранит, глаза опасно сверкали.

– Как это возможно, – спросил он в гневе, – что ты сохранила невинность?

– Разве это так важно?

– Для меня – да. – Он властно взял ее за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. – Почему ты не позволила ни одному мужчине взять тебя?

Алина облизнула пересохшие губы, прежде чем приступить к объяснению.

– Я... я решила подождать, пока выйду замуж.

– Ты пять лет знакома с Сандриджем и никогда не позволяла ему прикоснуться к себе?

– Ты так говоришь, словно это преступление, – защищаясь, произнесла она. – Это был вопрос уважения, и взаимное решение, и...

– Это преступление! – воскликнул он. – Это противоестественно, черт побери, и тебе придется объяснить, почему ты позволила именно мне лишить тебя невинности!

Алина решила солгать, лишь бы свернуть разговор. Что угодно, только не говорить правду...

– Я думаю... что задолжала тебе после того, как ты покинул Стоуни-Кросс...

Маккена сжал ее плечи.

– И ты считаешь, что сейчас долг оплачен? – с недоверием спросил он. – О нет, миледи. Давай объяснимся на этот счет... ты лишь сделала первые шаги в этом направлении. Ты задолжала мне гораздо больше, чем можешь себе представить.

Алина похолодела от страха.

– Боюсь, это все, что я могу предложить, Маккена, – сказала она. – Одна ночь, ни обещаний, ни сожалений... Мне очень жаль, если ты хочешь большего, это невозможно.

– К черту «невозможно», – пробормотал он. – И запомни, во время моего пребывания в Стоуни-Кросс-Парке тебе придется отработать свой долг... на спине, на коленях или в какой-то другой позиции, которая придет мне на ум. – Он оторвал ее от дуба, платье было измято, волосы растрепаны. Притянув к себе, он закрыл ей рот поцелуем, вовсе не нежным, а скорее демонстрирующим свою власть. Хотя Алина понимала, что ей не следует поддаваться искушению, но поцелуй был настолько неотразимый, что она была не в силах отказаться. У нее не было сил выбраться из объятий и, застонав от бессилия, она послушно открыла ему свои губы, давая понять, что согласна на все.

Только тогда Маккена оторвался от нее, и они поспешили в деревню. Его быстрое дыхание звучало в такт с ее, когда он заговорил:

– Сегодня я приду к тебе в спальню.

Алина отстранилась от него, споткнувшись на лесной тропинке.

– Я запру дверь.

– Тогда я сломаю ее.

– Не будь варваром, – чуть задыхаясь от ходьбы, сказала она и ускорила шаг, несмотря на сопротивление бедных ног.

Больше ни слова не было сказано между ними, пока они не вернулись назад. Молчание нарушал лишь шум листьев да шуршание гравия под ногами. Алина чувствовала себя неуютно, испытывая боль, не говоря уже о холодной липкости между ног. Ее шрамы заявляли о себе все с большей настойчивостью... Никогда в жизни она так не мечтала о горячей ванне. Ей оставалось только молиться, чтобы Маккена не заметил ее мучений.

В доме было темно и тихо, горело лишь несколько фонарей, которые оставили для гостей, решивших продлить прогулку. Маккена повел Алину через половину слуг, где вероятность быть увиденными была меньше. Любой, кто встретил бы Алину в помятом платье и с растрепанными волосами, легко бы догадался, что с ней произошло.