Марк развернулся, с недоверием глядя на нее.
– Боже мой, Алина, разве я должен объяснять тебе, чем она рискует?
– Я прекрасно знаю, чем рискует Ливия. Но это ее выбор. – Пройдя мимо брата, Алина направилась в гостиную, которая располагалась рядом с главным холлом, чувствуя, что Марк идет за ней следом.
Он закрыл за собой дверь сильным ударом ноги.
– Ну приведи хоть один довод, почему я не должен ехать? Я должен стоять и спокойно смотреть на то, что происходит?
– Потому что Ливия никогда не простит тебе этого.
Их взгляды встретились. Злость переполняла Марка.
Он тяжело опустился на стоящий рядом стул. Алине стало жалко брата, она понимала, что для такого человека, как он, вынужденное бездействие – худший вид наказания.
– Но почему он? – пророкотал Марк. – Неужели она не могла выбрать приличного молодого человека из подходящей семьи?
– Мистер Шоу совсем не так ужасен, – сказала Алина, пряча улыбку.
Он хмуро посмотрел на нее.
– Я не вижу в нем ничего хорошего, кроме белобрысой шевелюры и пустого обаяния, а еще этого проклятого американского высокомерия, которое так нравится женщинам.
– Ты забыл упомянуть его американские деньги, – пошутила Алина.
Марк поднял глаза к небесам, соображая, что он сделал, чтобы заслужить такую напасть.
– Он использует ее, а затем разобьет сердце, – спокойно произнес Марк.
Только тот, кто знал его хорошо, мог услышать искреннюю тревогу в его голосе.
– Ах, Марк, – мягко проговорила Алина.– И я, и Ливия – мы сильнее, чем ты думаешь. И каждому человеку рано или поздно приходится рисковать, отдавая свое сердце другому, – она подошла, остановившись за стулом, на котором сидел брат, и положила руки ему на голову, – даже тебе.
Он раздраженно подвинулся и высвободился из ее рук.
– Я никогда не пойду на необоснованный риск.
– Даже ради любви?
– Ради любви особенно.
Печально улыбнувшись, Алина покачала головой:
– Бедный Марк... как я хочу дождаться того дня, когда найдется женщина, перед очарованием которой ты не сможешь устоять.
Марк поднялся со стула.
– Тебе придется ждать очень долго, – заверил он и вышел из гостиной привычной стремительной походкой.
Отель «Ратледж» в те дни претерпел значительные изменения, в результате которых, без сомнения, стал самым элегантным и современным отелем в Европе. За последние пять лет его владелец Гарри Ратледж – джентльмен таинственного происхождения – тихо и незаметно приобретал землю в самом сердце театрального Лондона. Поговаривали, что, задумав открыть лучший в городе отель, Ратледж посетил Америку, где ознакомился с искусством ведения гостиничных дел. Осмотрел отели и изучил принципы обслуживания клиентов, которые в то время были самыми передовыми. Пока «Ратледж» состоял из нескольких отдельно стоящих домов, но вскоре должно было быть отстроено большое красивое здание, подобного которому еще не было в Лондоне.
Хотя лорд Уэстклифф предлагал Маккене и мистеру Шоу остановиться в Марсден-Террас, они посчитали более удобным поселиться в «Ратледже». Гарри Ратледж считал себя близким другом Уэстклиффа и кисло намекнул Гидеону, что количество знакомых графа растет с невероятной скоростью.
Заняв апартаменты, обставленные элегантной мебелью красного дерева с медными ручками, Гидеон вскоре обнаружил, что высокая репутация отеля – не пустые слова. Выспавшись и позавтракав хрустящими хлопьями и перепелиными яйцами, Гидеон решил изменить свое мнение о Лондоне. Он отметил, что город с таким количеством кафе, парков и театров нельзя назвать плохим. Более того, это была родина сандвичей и современных зонтов, то есть двух вещей, занявших прочное место в жизни мужчины.
День прошел за деловыми переговорами. Затем последовал долгий ужин в местной таверне, что окончательно лишило Гидеона сил, но, несмотря на это, он никак не мог уснуть. Не первый раз его мучила бессонница, но сейчас способность успокоиться подвела его. Он очень боялся, что влюбился в Ливию Марсден. Он мечтал о ней, обожал и страстно желал каждое мгновение, но когда задумывался, что ему делать с Ливией дальше, то был не в состоянии прийти ни к какому решению. Он был не из тех, кто женится. А если бы это было и так, он слишком любил Ливию, чтобы отдать ее на съедение акулам, из которых состояла его семья. Более того, он так давно обручился с бутылкой, что не смел завести невесту и очень сомневался, что может измениться, даже если захочет.
Все это приводило его в полное смятение и не давало уснуть, кроме того, за окном начиналась настоящая гроза. Гремел гром, а дождь звучно барабанил в стекла. Гидеон приоткрыл окно на пару дюймов, чтобы впустить в комнату свежий летний запах дождя. Растянувшись на белых простынях, он безуспешно пытался прекратить думать о Ливии Марсден.
Где-то посреди ночи его подняли с постели. Сначала он услышал стук в дверь, потом приглушенное бормотание камердинера:
– Мистер Шоу? Простите, мистер Шоу... Тут вас поджидают... в холле. Я говорил, чтобы леди пришла в более подходящее время... но она не уходит.
– Леди? – Гидеон сел на постели и зевнул, почесывая грудь.
– Леди Оливия, сэр.
– Ливия? – Гидеон не мог скрыть удивления. – Но она не может быть здесь, она в Стоуни-Кросс-Парке.
– И все-таки она здесь, мистер Шоу.
– О Боже праведный... – Гидеон вскочил с постели, словно его ударило током, быстро нашел свой халат и надел его прямо на голое тело. – Что-то случилось? – спросил он. – Как она выглядит?
– Совсем промокла, сэр.
Действительно, дождь все еще идет, подумал Гидеон, пытаясь понять, что привело Ливию сюда в такую непогоду.
– Который час?
– Два часа ночи, – ответил камердинер, в спешке застегивая пуговицы сюртука.
Не тратя времени на поиск домашних туфель и прическу, Гидеон стремительно вышел из спальни, следуя за камердинером в холл отеля.
Это действительно была Ливия. Она стояла посреди маленькой лужицы и улыбалась, хотя ее орехово-зеленые глаза поглядывали на него из-под полей шляпы с явным беспокойством. И в этот момент, глядя на нее из противоположного угла холла, Гидеон Шоу – циник, гедонист, пьяница и распутник – понял, что безнадежно влюблен. Он никогда так не увлекался ни одним человеческим существом. Сейчас же был настолько очарован, что совершенно поглупел. Тысяча ласковых слов кружилась в его голове, и он вдруг подумал, что был настоящим идиотом, когда накануне осуждал Маккену.
– Ливия, – сказал он, глядя на ее раскрасневшееся, в каплях дождя лицо, подумав, что она похожа на растрепанного ангела. – С вами все в порядке?
– Абсолютно. – Ее взгляд прошелся по халату от ворота до босых ног, и она покраснела, поняв, что под ним ничего нет.
Не в состоянии отказать себе в удовольствии дотронуться до нее, Гидеон подошел и взял ее пальто, капли дождя полетели на пол. Он передал его камердинеру, тот повесил на ближайший крючок. Вслед за пальто последовала промокшая шляпа, а Ливия продолжала дрожать, подол ее юбки был в грязи и тоже совершенно мокрый.
– Почему вы приехали в город? – спросил Гидеон.
Ливия пожала плечами, стуча зубами от холода.
– Я хот-т-тела... прогуляться по магазинам... понимаете? Я собираюсь остановиться в Марсден-Террас, а так как это поблизости, я ре... ре... решила навестить вас.
– Посреди ночи?
– Магазины открываются только в девять, – сказала она резонно. – У нас есть время поболтать.
Он бросил на нее взгляд, полный иронии:
– Да. Целых семь часов. Мы будем болтать в холле?
– Нет, в вашей комнате. – Она обхватила себя за плечи, стараясь согреться.
Гидеон поймал ее взгляд, и хотя он был неуверенный, но одно читалось в нем точно – желание продолжения близости, то есть то же, чего хотел он сам. Он видел, что она до сих пор дрожит. Наверное, промокла до нитки и продрогла, подумал он. Нужно срочно согреть ее.