— Ой, ну что ты! Все давно забыто. Хьюго, поставь на стол еще одну чашку — у нас гости. — Пачкуля с надеждой посмотрела на Шельмины пакеты. — У тебя там случайно нет кекса?
— Есть. Шоколадный, я его купила для…
— Отлично, — одобрительно перебила ее Пачкуля. — Хьюго, тарелки! А печенье есть?
— Вообще-то есть, с джемом, я завтра собиралась…
— Сгодится. Хьюго накроет на стол. А я пока сыграю тебе на гитаре. — И она жестом пригласила Шельму в свою грязную хибару.
— У тебя гитара, — заметила Шельма, плетясь за Пачкулей с пакетами. — Новая? Ты не говорила, что умеешь играть.
— Неужели? Умею, да, — небрежно сказала Пачкуля. — Притом весьма неплохо. Конечно, до уровня Дикого Скрыжовника мне еще далеко, но, с другой стороны, мы с ним играем в разных стилях.
Она принялась рыться в Шельминых покупках, выбирая что повкуснее.
— Э-э… дикий крыжовник? — озадаченно переспросила Шельма.
— Да. Похоже, ты не фанат.
— Я больше люблю малину, — смущенно сказала Шельма. — Особенно в пирогах.
— А! — Пачкуля вынырнула из очередного пакета и победно помахала коробкой с кексом. — Держи, Хьюго, порежь-ка. А ты, Шельма, садись, сыграю тебе песню — она о тебе.
— Обо мне? — Шельма была одновременно удивлена и польщена. Она с благодарностью опустилась на ближайший стул. — Правда? Ты написала песню обо мне?
— Ну да. Одно из самых удачных моих сочинений. Называется «Песня про носик».
Пачкуля плюхнулась в кресло-качалку, ударила по струнам — бреннннннньк! — набрала побольше воздуху в легкие и запела:
Бренннннньк!
— Ну, спасибо, Пачкуля, — сказала Шельма. — Никто никогда не посвящал мне песен. Я очень тронута. — Она выудила из сумочки платок и промокнула глаза.
— Видишь? — сказала Пачкуля. — Я смотрю по сторонам, подмечаю всякое интересное, типа чужих носов, и потом пишу об этом песни. Могла я б такое сочинить, если б таращилась в колдовизор, а?
— Нет, — смиренно согласилась Шельма. — Не могла бы. Я ужасно тебе признательна, Пачкуля.
— Значит, тебе понравилось.
— Я в восторге. Прекрасные стихи. Так здорово… рифмуются.
— Это не стихи, это слова, положенные на музыку.
— Ну да. Как там?.. Забыла мотив. Споешь мне еще разок?
И Пачкуля спела. А потом они сели пить болотную воду с кексом, пока Хьюго переписывал набело слова песни для Шельмы. Потом Пачкуля спела про носик еще несколько раз, а Шельма подпевала визгливым, дрожащим сопрано. Потом они потребовали еще болотной воды и кекса, и печенья тоже. Потом принялись сочинять второй куплет и попросили бумагу и чернила.
После этого Хьюго отправился спать.
Много-много позже Дадли с метлой с удивлением наблюдали, как Шельма влетает в дверь, роется в комоде, вытаскивает старую губную гармошку и убегает, хлопнув дверью.
Они поудивлялись полминуты и снова уставились в колдовизор.
Глава седьмая
Сплетни
«Колдуй, баба, колдуй, дед» — блуждающий магазин, который появляется и исчезает, где и когда ему заблагорассудится. Иногда это вызывает некоторые неудобства. Впрочем, обычно с полуночи до рассвета его можно застать у ручья, под старым дубом. В иные ночи приходится подождать, пока Зак Олдуй, владелец, не обслужит последнего покупателя в другом измерении. Но, как правило, они с магазинчиком появляются вовремя. В Непутевом лесу у Зака куча постоянных клиентов.
В эту ночь, с пятницы на субботу, Зак запаздывал, и перед пятачком, на котором обычно возникал магазин, образовалась очередь.
Первой была дама-скелет в блондинистом парике и с авоськой. Она увлеченно читала статью в свежем номере «Чудесной правды» о Шеридане Немоче (каким мылом он моется и где покупает галстуки-бабочки).
За скелетихой стояли два крупных тролля. Они обсуждали новую передачу с тролличьим уклоном, посвященную дизайну интерьеров, — «Уют под мостом». Оба считали, что она куда лучше «Хибарного вопроса» — эти зомби уже всем приелись.
За ними стояла компания ведьм: Вертихвостка, Крысоловка и Чесотка. Угадайте, о чем они говорили? Правильно.
— Непретенциозность, вот что мне нравится в «Бородатых», — говорила Вертихвостка. — Сюжета фактически нет. Все персонажи одинаковые. Такое спокойное созерцание. Словно окунаешься в теплую патоку.