Выбрать главу
6

В воскресенье Василёк с отцом встали пусть и не в самую рань, а всё не поздно. День хоть и выходной, и у мамки на ферме не смена, да работа по хозяйству нашлась. Железо на крыше поправить надо стало. А то ведь было дело! — гулял ветер, несколько листов железа оторвало. Вон как бывает!

Хорошо на крыше, привольно! Во все стороны гляди — вон он, мир, большой какой! Тут поле, там лес, дальше небо синее, с неба — солнце яркое! И ещё! От трубы печной вку-усно попахивает: и дымком, и стряпнёй мамкиной, воскресной — праздничной. Одно слово: хорошо!

— Мужики мои, вы скоро? — мамка на крылечко вышла, от печки разрумянилась, руки о передник вытирает.

И без того мамка красивей всех, а тут и вовсе — самая лучшая!

— Сей секунд! — Василёк мамке прокричал. Прямо как папка, когда его в кузне про работу спрашивали. — Сей секунд!

Да и, правда, что делов осталось? Один лист железный гвоздями прибить!

Василёк лист держит, папка молотком по шляпкам стучит: раз-два, раз-два! — ве-се-ло!

— Всё! Сделано!

Выпрямился отец, спину разогнул, руки раскинул — потягивается. Во все стороны на мир поглядывает: на небо, на лес, на поле! Большой! Сильный! Улыбается!

И вдруг!

Исчезла с папкиного лица улыбка.

Что такое? Отчего?

Глянул Василёк туда, куда отец смотрел, и сам удивился.

Прямо по полю, без дороги, во весь опор всадник спешит! Коня не жалеет, плетью его жжёт: то справа, то слева. Давай, родимый! Лети!

Не выдержал конь, на лугу у дома Василька упал: ноги передние подкосились — полетел всадник через голову.

Отец с крыши по лестнице — вниз! Василёк — следом! Мамка за ними, прихрамывая:

— Куда вы?

А всадник, пеший теперь, уже у ограды:

— Председатель где?

— Да где ж ему быть? — папка Василька удивился. — У себя, наверное. Дома. Выходной же сегодня!

— А в правлении что, сторожа нет? — человек удивляется, дышит через слово, будто сам бежал, а не на коне мчался. — Мы вам из райцентра звоним-звоним! Звоним-звоним!

— Ветер был! Сильный! — Василёк в разговор взрослых встрял. — Провода порвало, у нас с крыши железо снесло!

Хотел Василёк ещё про ветер сообщить, про беды деревенские сказать, да тут мамка поспела:

— А случилось что?

Глянул на неё человек из райцентра, всадник бывший, а теперь пеший, и словно из пушки картечью выстрелил — одним словом ранил всех:

— Война!

Схватилась мамка за сердце, лицом побелела, из глаз болью плеснуло. Отец вздрогнул. Василёк замолчал, сжался.

— Война! С немцами!

…Потом митинг был. В колхозном клубе тесно-тесно собрались. Все до единого, никого по домам-избам не осталось.

Человек из райцентра речь говорил долгую, обстоятельную, — отдышался уже и чаю напиться успел, у председателя. Говорил человек и про врага коварного, и про страну нашу великую, и про то, что каждый теперь в нашей стране — воин! Кто с винтовкой на фронт должен идти, кто на полях, на фермах трудиться по-военному: без сна-отдыха!

Кто-то из стариков спросил-прошамкал беззубо:

— Ейнто чегось, мобилизацию объявят, всех мужиков под гребёночку?

— До мобилизации пока далеко! Красная Армия у нас самая сильная! День-другой, и на чужой земле воевать будем! — человек ответил уверенно, так что все бабки, бабы и девчонки разом с облегчением вздохнули. Но потом огорошил: — Однако все, кто призывного возраста, прямо сейчас же в райцентр, в военкомат! Там решение примут!

* * *

Мамка не плакала. Молча всё делала. Но не сердито, как редко-редко случалось, когда отец по весёлым делам с праздников деревенских возвращался. Такое и впрямь редко было, Василёк и пяти раз за всю свою жизнь не помнил. Делала мамка всё, как и отец в кузне, расчётливо: шаг — миску железную взяла, другой шаг — полотенцем белым обтёрла, третий шаг — в руках ложка алюминиевая оказалась. Четвёртым шагом, пятым да другими собирала мамка папкин сидор — мешок солдатский.

И улеглись в сидор не абы как, а по порядочку, как положено, плотненько: рубашка с портками да портянок пара — чистые, посуда с кружкой — в полотенце вышитое завёрнутые, станок бритвенный с кисточкой пушистой, мыла два бруска — одно для стирки, другое умываться, пакетик бумажный с махоркой — не себе курить, угостить товарищей. Себе — сухариков ржаных мешочек, пирогов свежих — тёплых ещё, из печи, хлеба домашнего — каравай. Попали в сидор и другие припасы: сала кусок, консервов банка железная, тяжёлая, конфет сладких десяток, сахара полголовки…

Напоследок мамка вспомнила: носки шерстяные с варежками — сама вязала! — папке из чулана принесла, первый раз после клуба слова сказала. Горько, еле себя сдерживая: