Старик, что купил русских девушек, был управляющим. Не хозяином.
Хозяин появился только после того, как вооружённые немцы заставили новых рабынь выпрыгнуть из машины.
— Herr Wilhelm![29] — крупный грузный немец смотрел на девушек свысока. — Herr Wilhelm! — повторил он и стукнул себя в грудь. — За-по-ми-найт!
Старик-управляющий оказался ещё и переводчиком. Правда, на русском он объяснялся с трудом. Но хозяина это, похоже, не огорчало.
— Вам быть работать, работать и работать! На благо великой Германии и господина Вильгельма! — объявил управляющий волю хозяина. — Вы есть собственность господина Вильгельма! Он потратить собственные деньги и вас купить! Вы должен быть благодарны господину Вильгельму! Кто быть работать хорошо, тот не будут наказывать! Кто быть работать гут хорошо, тот быть кормить! Кто быть отмечен господин Вильгельм, быть жить лучше! Зер гут! Тот, кто не быть работать, мы отдать свиньям!
Что такое «отдать свиньям», Зинка узнала на другой день.
Кошка господина Вильгельма родила котят. Господину Вильгельму котята были не нужны, и он бросил их в загон к свиньям. Здоровенные зверюги, каждая весом больше ста килограммов сожрали котят живьём.
Работать и жить Зинку отправили в один из коровников.
Коров было много — пятьдесят. Да ещё телята. Ухаживали за ними две девушки: полячка Мария и украинка Ганна.
С Марией Зинка сошлась сразу.
Подружиться с Ганной у неё не получалось. Ссора в первый же день случилась. Когда Зинку силой приволокли — а она упиралась! — в коровник.
— Не буду я работать! — заявила Зинка. — Ишь, рабов нашли! Всё равно мы победим! Красная Армия сильнее всех поганых фрицев! И вильгельмов! — Я… — начала и недоговорила Зинка. — Ой!
Голова её дёрнулась от оплеухи, полученной от Ганны:
— Цыть, дура! Сама жить не хочешь, так других раньше времени в могилу не отправляй!
Ганна же и заявила управляющему, когда тот пришёл проверить, как идёт работа в коровнике:
— Герр Стефан, новенькая не хочет работать! И нас подбивала на то же!
— Гут! — управляющий потрепал Ганну за щёку, залез в карман своей куртки и достал оттуда плитку шоколада. — Кто работать гут хорошо, тот быть кормить.
Вся плитка Ганне не досталась, только несколько кусочков, щедро отломленных рукой управляющего. Однако она была рада и им. Она даже попыталась состроить глазки противному старику.
Управляющий не стал уделять внимания Ганне больше, чем нужно. Он подошёл к дверям коровника, открыл их и что-то прокричал на своём немецком языке.
Минутой позже в коровник вошли два крепких парня. Немцы. Не говоря ни слова, они схватили Зинку и бросили её на пол, прямо на неубранный навоз.
Потом Зинку пинали. Сапогами. В четыре ноги.
За Зинку никто не вступился.
Староста разглядывал стены и крышу. Ганна, посмотрев какое-то время на экзекуцию, отправилась в дальний угол коровника. Туда, где, с трудом сдерживая слезы, работала Мария.
Потом немцы ушли.
Зинка осталась лежать в навозе. Было противно, больно, но работать на немцев она всё равно не собиралась.
Вечером, когда в коровник принесли еду, Зинка снова увидела хозяина.
Она по-прежнему лежала на полу.
Господин Вильгельм с минуту глядел в глаза девчонке, а затем, не говоря ни слова, наклонился, схватил её за ногу и потащил за собой.
Подняться Зинке не удалось. Голова ударилась о порог, о металлическую решётку, на которой перед входом в коровник счищали грязь с обуви, и всё. Мрак.
Мрак был и потом. А ещё холод. Жуткий холод. Ледяной холод.
Зинку бросили в каменный колодец, сделанный во дворе усадьбы господина Вильгельма для наказания непокорных работников…
Утром сквозь щель в крышке колодца пробился робкий лучик света.
Зинка, ночью пришедшая в сознание и всю ночь пропрыгавшая то на одной ноге, то на другой, чтобы не замёрзнуть, замерла. Навалилась боком на каменную стенку. Сил не оставалось.
Вернее, оставалось ровно столько, чтобы достать заветный рисунок.
Сил достать рисунок у неё хватило, спрятать обратно в карман — нет.
Господин Вильгельм, откинув крышку колодца, вновь возвысился над девчонкой. И, неожиданно ловко для своей комплекции, наклонился над колодцем и выхватил рисунок из застывших рук. И ухмыльнулся, увидев слёзы в Зинкиных глазах:
— Цена?
— Отдайте, — попросила Зинка.
— Работат! — ответил господин Вильгельм.