Мальчишка принёс с собой узелок: варёный картофель, лук, бутылку молока, горбушку хлеба:
— Чем богаты. — Затем достал из кармана что-то, обёрнутое носовым платком. Пояснил: — Здесь шприц и ампула. Врача привести не могу, не пройдёт. Она лекарство дала, сказала, чтобы вы командиру укол поставили. Я подожду — шприц обратно нужен.
Потом мальчишка снова ушёл, пообещав вернуться. Двигался он бесшумно и быстро. И не было его долго. Ждать отчаялись, но зато лейтенанту стало легче.
Кстати, узнав обстановку, лейтенант загрустил:
— Здесь не пройти и не прорваться. Предлагаю такой вариант: вернуться немного назад и попытаться обойти большие дороги. Реку форсируем там, где немцев нет.
— А может, иначе? — голос мальчишки заставил всех вздрогнуть.
— Ты как?! — встрепенулись солдаты. — Мы ж тебя не заметили!
— Я здесь вырос, — пояснил пацан, вышагивая из-за кустов. — Знаю то, чего никто не знает. У меня отец — лесник и охотник, и дед охотником был, и прадед. — Потом выдохнул: — Фу-у! Еле донёс.
Только тут все обратили внимание на то, что мальчишка пришёл с грузом. На плече, обёрнутое тряпками лежало нечто длинное и тяжёлое. За спиной висела сумка — тоже не пустая.
В тряпках оказался ручной пулемёт — Дегтярёва. В сумке два диска к нему и четыре гранаты-лимонки.
— Диски полные, — пояснил мальчишка.
— Откуда? — только и смог выговорить лейтенант.
— Оттуда, — хмыкнул пацан. — У меня к вам, товарищи солдаты, разговор.
Бойцы, заулыбавшись, переглянулись: каков, а!
— Слушаем, — ответил за всех лейтенант.
Мальчишка сунул руку в карман штанов, достал оттуда маленький квадрат бумаги — развернул, и перед командиром оказалась карта.
— Вот здесь мы! — мальчишка ткнул в листок грязным, испачканным в земле пальцем. — Здесь шоссейная дорога, здесь грунтовая. Этот мост вам не пройти. Переправиться рядом тоже не удастся. Нужно вернуться сюда! — палец переехал из одной точки в другую. — Вам, конечно, не дойти, — мальчишка взглянул лейтенанту в глаза. — Вы можете остаться. Я буду приходить с лекарствами. Через несколько дней сможем забрать. Мы придём…
— Стоп! — лейтенант сумел собраться с силами и поймал руку мальчишки. — Мы, нужно… Ты кто, за кого говоришь?
— У нас здесь оставлена группа наших товарищей. Я не могу назвать их. Они мне доверяют…
— А с чего ты доверился нам? — лейтенант сморщился — возвращалась боль. — Может, мы переодетые немцы, выискиваем таких, как ты, простачков.
— Вы у меня не первые, — глухо ответил мальчишка. — Я уже шестую группу отправляю. Две послушались — прошли. Других немцы поймали. Расстреляли. Я вижу: кто наши. Вы — наши.
— Продолжай! — лейтенант отпустил парня, откинулся головой на ствол дерева.
— Вот здесь тоже есть дорога. Небольшая. Есть и переправа: паром, лодка. Там движения почти нет. Но немцы стоят. У них есть мотоцикл. Вы теперь с оружием — эту переправу захватить сможете. И мотоцикл возьмёте. Досюда доедете. Тут мотоцикл бросить придётся и дальше снова пешком. Вот.
— Что-то ещё? — выдержав паузу, спросил лейтенант.
— Да! — пацан сунул руку в другой карман. — Здесь донесение для наших. Важное. Можете прочитать, запомнить. При нужде надо будет уничтожить. Донесение о фрицах: об их аэродроме и складах. С такой бумагой надо к командирам, которые разведкой занимаются. В штаб дивизии или лучше — армии.
— Как тебя зовут? — лейтенант снова приподнялся.
— Не скажу! — мальчишка мотнул головой. Прижал руку к сердцу: — Нельзя. Если фашисты узнают…
— А ведь мы вернёмся сюда! — голос лейтенанта дрогнул. — Обязательно! И как же нам тебя узнать, кому сказать спасибо?
Мальчишка задумался. На мгновение. Перевёл взгляд на красноармейцев. Потом вновь посмотрел на командира, на его фуражку. Улыбнулся:
— А вы мне свою звёздочку дайте. Она приметная. У неё, вон, справа краешек отбит.
— Пулей зацепило, — согласился лейтенант.
— Вот как вернётесь, я её на свою кепку сделаю! Сразу увидите! — пообещал мальчишка. Предупредил: — К переправе выходите ночью. — Спросил, не надеясь: — Значит, товарищ лейтенант, не останетесь?
— Мы командира с собой! — твёрдо сказал один из красноармейцев. — Не бросим!
— Я с ними! — так же твёрдо произнёс лейтенант.
…В июле тысяча девятьсот сорок первого года группа советских бойцов, потеряв двух человек и уничтожив шесть фашистов, захватила вражескую переправу, мотоцикл и оружие.
Паром и лодку наши — после переправы — разбили и утопили. На мотоцикле, усадив раненого лейтенанта в люльку, проехали около пятидесяти километров. Потом, бросив технику, с боем, потеряв ещё одного бойца, вышли к своим.
Донесение о немецком аэродроме и складах было доставлено по назначению.
Лейтенанта отправили в госпиталь.
Красноармейцы, после недолгой проверки, вновь оказались на передовой.
…В сентябре тысяча девятьсот сорок четвёртого года, после официального завершения Белорусской наступательной операции по одной из тысяч просёлочных пыльных ещё дорог шли двое в военной форме. У одного на плечах были погоны капитана: просвет и четыре звёздочки. У другого — две красные нашивки: младший сержант.
— А помнишь? — спрашивал офицер.
— Ещё бы! — вскидывал голову к небу сержант.
— Ребят жалко, не дожили! — вздыхал капитан.
И его товарищ опускал голову:
— А как мы вас тогда несли! Как переправу брали!
За спиной осталась река, переправа с наведённым через неё простым деревянным мостом — старый, основательный, был взорван отступившими фашистами. Впереди был лес — незнакомый и знакомый до щемящей в груди боли.
— Где-то здесь, — остановился у первых деревьев младший сержант. — Мы с Иваном сюда выходили, на дорогу смотрели. А вы, — солдат махнул рукой, — там оставались. С остальными. И мальчишка туда пришёл. А на дороге — не протолкнуться было: фрицы пёрли!
— Дорога и сейчас полна, — вздохнул капитан.
— Нашими! — дополнил младший сержант.
По дороге шла пехота: взвод за взводом, рота за ротой. Стрелки перемежались артиллеристами. Батареи были на конной тяге. Кони ржали, колотили копытами пыль. Семидесятишестимиллиметровые пушки, подпрыгивая на выбоинах, катились ходко — радовали глаз. Где-то далеко урчали двигатели танков.
— Силища! — констатировал сержант.
Место их, трёхлетней давности, стоянки командир и солдат нашли почти сразу.
— Здесь!
Не сговариваясь, сняли головные уборы: один — фуражку, другой — пилотку.
Постояв немного, выбрались обратно на дорогу.
— Если верить карте, деревня там! — махнул рукой в сторону капитан.
Однако деревни не было.
Было пепелище.
Ещё было несколько землянок. На окраине бывшей деревни, за которой простиралось заросшее густой травой поле.
— Мины там. Мины, — пояснил старик, сидевший на чурбанчике, стоявшем у одной из землянок. — Немцы заминировали. Чтобы мы ничего не садили. Чтобы партизан не кормили. Край у нас партизанский здесь был. Никто немцев не слушался. Все против них были. Вот и деревню за то сожгли. И людей постреляли. Кто успел убежать, тот и остался. Немного нас осталось. Кого смогли, похоронили. А некоторые живьём сгорели, так и косточек не осталось — пепел ветром унесло.
— Нам в сорок первом здесь неподалёку мальчишка один помог, — дрогнувшим голосом произнёс капитан. — Хотели найти, поблагодарить.
— Такой, знаете, невысокий, волосы белые! — подхватил младший сержант.
— Многие помогали, — старик, подобрал валявшуюся за чурбачком суковатую палку, опираясь на неё, с трудом поднялся. — Пойдёмте, товарищи командиры.
Прошли они немного. У края поля остановились.
— Вот! — старик не махнул рукой, не ткнул палкой — взглядом указал, куда следует смотреть. — Вот, тут, может, и ваш помощник лежит.