Меня тоже встретили. Мой коллега, советский корреспондент, подходя к трапу, поздоровался с прибывшим венгром, пожал ему руку, и я услышал:
— Как добрались?
— Превосходно.
Оказывается, венгр говорил и по-русски!
— Кто это? — спросил я своего коллегу, когда мы сели в машину.
— Посол Венгрии.
Одиночество
Разлепляю веки, надо мной на белой глади низкого потолка весело пляшут солнечные зайчики. Они забрались в каюту через круглое стекло иллюминатора, попрыгав предварительно на крутых спинах волн. За иллюминатором Индийский океан. Я снова закрываю глаза. Вставать не хочется. Мерный шум волн за бортом снова нагоняет дрему. Но я уже противлюсь сну. Просто лежу с закрытыми глазами и думаю. О Москве. О доме. Сейчас в Москве еще раннее утро. Мать наверняка уже на кухне — в этот день она каждый год неизменно печет пирожки с капустой, такие славные пирожки. А отец, конечно, отправился на Трубную площадь к киоску за свежими газетами. Он не спеша идет по площади, а над ним трепещут на ветру праздничные флаги. С Цветного бульвара долетает нежный запах пробуждения — на липах уже набухли почки. Черные зевы репродукторов из-под крыш домов разносят по улице знакомое с самого детства:
Там — Родина, там свои, близкие. Л я куда-то плыву. Из советских на «Картиче» я один. Когда при посадке в Бомбее отдавал свой билет пассажирскому помощнику, его невозмутимая английская физиономия позволила себе в удивлении поднять одну бровь:
— Русский? Из Москвы? — и, посопев, добавил: — Полагаю, за последние годы на борту «Картича» вы первый русский.
На лайнере ничего не напоминает о празднике. Вчера вечером были танцы. Играл оркестрик. Фигуристые, с безукоризненными манерами морские офицеры из экипажа «Картича» приглашали к танцам пассажирок. В том числе и немолодых. Немолодые вспыхивали от удовольствия — еще бы, тур. вальса с настоящим английским офицером! Но такие вечера на «Картиче» через день. Рейс длинный — из Лондона в Сидней.
Смотрю на часы: скоро гонг к завтраку. Быстро привожу себя в порядок. «Картич» судно старое, центрального кондиционера здесь нет. Но все-таки одеваю белую сорочку, галстук и костюм. На завтрак и на обед здесь можно и без костюма — тропики! Даже англичане не требуют соблюдения ресторанного этикета. Но это их дело!
Мои соседи по столу поднимают на меня удивленные глаза: что это русский вырядился с утра?! Мои соседи — немолодая супружеская пара из Австралии. Но удивление в их глазах мгновенно. Никаких вопросов! — они вполне воспитанные англосаксы. Только обронили обычное:
— Хэлло? Хау ду ю ду?
А затем обязательное:
— Отличный сегодня денек, не правда ли?
На борту «Картича» я всего вторые сутки. К австралийцам еще не успел привыкнуть. При знакомстве за первой совместной трапезой еще на стоянке в Бомбее мы обменялись визитками:
— Ого! Вы журналист? Очень приятно!
Я взглянул на его карточку:
— Ого! Вы коммерсант? Очень приятно!
Муж с женой были похожи друг на друга, словно вышли из одной утробы, — оба рыжие и длиннолицые. И чопорные. Узнал я о них немногое: он фермер, гостил с женой в Лондоне, навещал родственников.
— Решили отдохнуть от наших овечек, — улыбнулась она, показав большие прямоугольные зубы.
— А много их у вас?
— Ох, много!
Богатые, подумал я, и держатся соответственно, уверенно — все им доступно! Но тут я заметил на его пальцах мозоли, передо мной были руки привыкшего к физическому труду человека. Да и ее руки не из холеных! Видно, в Австралии, чтобы быть в достатке, надо уметь хорошо вкалывать.
Когда в это утро я занимал место за своим столом, то ждал, что мои соседи поинтересуются, почему это русский столь вырядился с утра, и, конечно, вспомнят: сегодня Первое мая! А не вспомнят — скажу!
Нет, не спросили, не вспомнили. Первомай не их праздник, хотя на руках этих людей вполне трудовые мозоли. И я не сказал: бог с ними!
Расправившись с неизменной яичницей с беконом и овсяной кашей, я поднялся на палубу. Еще только утро, но зной уже тяжек. Подошел к борту. Океан был спокоен, лениво перекатывал темные, словно тоже потяжелевшие от жары, волны. В знойной дымке где-то у горизонта на еле ощутимой границе неба и моря темнела пригоршня крупинок — там тоже идут корабли. Я взглянул на часы: по московскому без десяти десять. В Москве вот-вот начнется парад.