Через месяц после окончания войны наша часть вернулась на родину.
— Здравствуй, Святая Пятница!
— Как я рада, сынок, что ты вернулся!.. Как я рада! А я уже думала… Знаешь, сынок, одно время мне плохие сны про тебя снились. Но теперь все, я не верю больше снам.
— Святая Пятница, в мое отсутствие мне не приходили какие-нибудь письма?
— Нет, сынок, не приходили.
— Ты хорошо знаешь, Святая Пятница? Может, приходили, когда тебя не было дома, и затерялись где-нибудь?
— Нет, сынок, ни одного письма не было тебе.
— Ни одного!
Меня охватила невыносимая горечь. Милада все же обманула меня!.. А если она умерла? При этой мысли горечь сменилась болью. Если Милада умерла, значит, я ее никогда больше не увижу. И только теперь я впервые признался себе в том, что знал давно и только притворялся, что не знаю: я любил Миладу. И именно потому, что я любил ее, я отбрасывал мысль о ее смерти. Милада жива, а если она мне не написала, то сделала это лишь для того, чтобы не питать иллюзий, которые не могли стать реальностью, пока шла война. «Но она мне напишет, — говорил я себе. — Она обязательно должна написать мне».
Так прошли годы. Все это время я ожидал ее письма, но так и не дождался. Зато мне представилась возможность поехать в Прагу. Но ведь прошло уже десять лет! Милада говорила, что у меня романтичная душа. Возможно, она была права, если я и через десять лет всей душой стремился увидеть ее.
В моем путешествии Прага была конечным пунктом маршрута, начавшегося в Словакии. Первая остановка была в Братиславе. В наше распоряжение предоставили «Татру-603», чтобы мы могли осмотреть Зволен.
Как выглядит Зволен, какие памятники в нем есть, я знаю не очень хорошо: у меня не было времени ездить по городу. Впрочем, я хотел поехать в Зволен для того, чтобы посетить центральное воинское кладбище. Когда я туда прибыл, тучи затянули небо, собирался пойти дождь.
На площади в несколько сот квадратных метров — могилы воинов. Взволнованный и печальный, прошел я меж рядов могил, чтобы прочитать имена погибших и названия мест, где они пали. Много павших… много могил…
— Сейчас пойдет дождь, — деликатно обратила мое внимание товарищ Мария, которая сопровождала меня.
— Да, да, едем! Полил дождь.
Я уехал. Дождь шел теперь вовсю, поливая могилы. Тысячи населенных пунктов, десятки городов были освобождены теми, кто сражался здесь тогда. Если не во всех, то в земле большинства из тысячи населенных пунктов лежат солдаты, имена которых даже не известны.
* * *Наконец я прибыл в Прагу. Возле гостиницы я сел в трамвай, и он доставил меня до площади Мала Страна. Оттуда я пешком отправился искать Гелихову улицу. Какой-то прохожий показал мне дорогу: идти прямо по улице Кармелитской, там, где она кончается, поперек проходит Гелихова улица.
Я находился в одном из самых очаровательных кварталов Праги, но мне было не до созерцания его красот. Милада! Скоро, очень скоро я увижу ее, или, может быть, узнаю что-нибудь о ней. От волнения у меня горло перехватило спазмой. Ведь прошло десять лет! Но это время отсчитала история. Другое время, то, что было внутри меня, я остановил. Внутри меня, там, где хранился ее живой образ, не прошло десяти лет.
Гелихова улица! Наконец-то! Я стал искать дом, в саду которого растут только красные и голубые цветы. Я прошел улицу с конца в конец сначала по одной стороне, потом по другой. Там было несколько домов с палисадниками, но нигде я не увидел только красных и голубых цветов. И все же в одном из этих домов живет Милада.
Воодушевленный надеждой, я решил спрашивать во всех домах, возле которых были палисадники. У двери одного из них я позвонил. Мне открыла пожилая, но ловкая и еще крепкая женщина.
— Вы говорите по-немецки? — спросил я ее.
— Да, чего вы желаете?
— Я хотел бы узнать о человеке, с которым познакомился во время войны. Я румынский турист. Не можете ли уделить мне несколько минут?
— Пожалуйста, войдите в дом.
Я снял ботинки в прихожей, так это принято там: куда бы я ни заходил, везде меня приглашали снять обувь в прихожей.
— Слушаю вас.
Я не сразу начал излагать причину моего прихода, так как не знал, с чего начать.
— Вы давно живете в этом доме? — наконец спросил я.
— Родилась здесь.
— У вас не было привычки, скажем, лет десять назад, разводить в вашем садике только красные и голубые цветы?
— Красные и голубые цветы? Возможно, вас неправильно информировали.
— Тогда, может, кто-нибудь из ваших соседей?