Звучит музыка. Раздаются громкие аплодисменты, слышатся возгласы: "Смерть немецким оккупантам!", "Да здравствует наша победа!".
В горле у меня першит. Чувствую, как учащенно бьется сердце. Крепко сжимаю челюсти. Влажная пелена застилает мне глаза. Никогда еще я так не волновался и не был таким счастливым. Огромное доверие советских людей, оказанное мне в то суровое военное время, сделало меня самым счастливым человеком на земле.
Не в силах сдержать нахлынувшие на меня чувства, я повернулся к Ларионову, и мы крепко, по-братски обнялись с ним. Аплодисменты загремели с новой силой.
Стараюсь взять себя в руки. Смотрю на небо: два белых голубя то взлетают, то опускаются, то скрываются за маковкой полуразрушенной деревенской церкви. Жители деревни смотрят на меня полными слез глазами и радостно улыбаются. Их взгляды напоминают мне о том, с какой теплотой относятся они к нам, испанцам. Все взоры обращены на меня... Фернандо Бланко делает мне знаки рукой, как бы говоря: "Ну, давай же!.. Соберись с мыслями!.. Говори!"
Прерывающимся от волнения голосом я начинаю ответную речь.
- Товарищи!.. Путь, пройденный Красной Армией - тяжелый, трудный, но славный путь. На этом пути советский народ совершил и продолжает совершать беспримерные в истории подвиги... - Сначала голос мой дрожит, но постепенно я обретаю уверенность. - Перед нами жестокий враг, сильный и опытный. Фашисты - это фанатики, варвары, палачи мирного населения. И все равно этот враг будет разбит! Бои предстоят жестокие, но в этих сражениях победят советские люди, советский патриотизм, пролетарский интернационализм, братство свободолюбивых народов!
По мере того как я говорю, мне хочется сказать все больше, хочется поделиться самыми сокровенными мыслями с присутствующими.
- Самолет, который вы мне сегодня передали в составе эскадрильи имени Героя Советского Союза Александра Чекалина, - это не только выражение воли к победе населения Тулы. Этот самолет для нас, испанцев, - символ нерушимой испано-советской дружбы, яркий факел которой был зажжен в небе Испании славными советскими летчиками, сражавшимися вместе с нами против фашистов. Эстафета этих славных дел не закончена. Сегодня мне оказана высокая честь. Даю вам слово испанского коммуниста, что я до конца исполню свой долг сражаясь на фронтах Великой Отечественной войны а если понадобится, отдам и свою жизнь во имя победы над ненавистным врагом, во имя укрепления нашей дружбы во имя великого дела советского народа, борющегося за социализм! На долю советского народа выпали тяжелые испытания, в пламени войны гибнут его лучшие сыновья и мы испанцы, сумеем внести свою долю в дело победы над врагом! Да здравствует Коммунистическая партия!
Да здравствует Советский Союз! Да здравствует дружба между нашими народами! Фашизм будет разбит!
Когда я закончил говорить, в глазах у меня стояли слезы. Меня обнимали, пожимали руки, желали успехов в ратном деле. Подошел и генерал-лейтенант Торопчин. Крепко обнял меня:
- Молодцы испанцы! Будем сегодня вечером танцевать румбу?
- Для этого надо быть в форме! - шутливо ответил я.
- Форма будет организована... Не беспокойся!
Во время ужина по приказу Торопчина личный состав эскадрильи имени Александра Чекалина получил двойную норму "спецрациона". Леонид Утесов со своим оркестром дал великолепный, незабываемый концерт. Мы с Бельтраном до упаду танцевали румбу. Встреча, такая дружеская и теплая, закончилась поздно. И в этот вечер советские и испанские летчики сдружились еще больше.
В те дни вновь ударил мороз. Сильный ветер намел новые сугробы снега. Все кругом было бело. Во время полета не за что было "зацепиться" глазом, чтобы сориентироваться на местности. Не то что в Испании, где всегда сохранялись в памяти приметный горный пик или русло реки, по которым можно было установить, где ты находишься. Летать же над этими огромными, почти безлесными просторами было гораздо труднее: ни общей, ни частной ориентировки, лишь тоненькая двухпутная нить занесенной снегом железной дороги помогала выбрать правильное направление. Полк продолжал патрулирование в воздухе, охранял порученные ему объекты. Жизнь полка с получением прекрасных самолетов Ла-5 закипела с новой силой. А оба ветерана - МиГ-1 и И-16 были поставлены в капониры.
Однажды мы сидели в штабной землянке и курили махорку. Зазвонил телефон. В последние дни телефоны звонили часто, и связь шла из штаба дивизии. Скоро стало известно, что мы перебазируемся под Курск.
Несостоявшаяся встреча
В свое время в летной школе в Кировабаде инструкторы тщательно изучали характеры и наклонности пилотов, чтобы как можно точнее определить нашу авиационную профессию - истребитель или бомбардировщик.
Дамьян Макайя и Рамон Моретонес, по мнению инструкторов, не подходили ни для истребителя, ни для бомбардировщика.
- Что нам делать с вами? - спросил их начальник школы, когда стало совершенно ясно, что их дальнейшая учеба не принесет успеха.
В ответ они только пожали плечами.
- Будете учиться на наблюдателей?
Оба курсанта согласились и на этот раз успешно овладели новой специальностью.
Окончив курсы, они не вернулись в Испанию: там уже хозяйничали франкисты. Когда началась Великая Отечественная война, оба работали в Москве на автозаводе имени Сталина и работали хорошо. Дамьян был чертежником, и его знания пригодились в конструкторском бюро, а Рамон, как механик, успешно трудился вместе с другими испанскими летчиками в моторном цехе.
Оставшись в СССР, испанцы постоянно чувствовали дружеское, братское отношение советских людей. Работая бок о бок, они крепко с ними сдружились, многому у них научились.
Дамьян был среднего роста, со светлыми мягкими волосами, белесыми бровями и худым, бледным лицом. Красавцем назвать его было нельзя, однако он одним из первых женился в Советском Союзе.
Это произошло за несколько недель до начала войны. Было воскресное утро. Воздух, нагретый солнцем, теплой волной проникал через открытые окна в комнаты общежития, где жили испанцы. Трамваи сегодня ходили реже, чем в рабочие дни. Сегодня их дребезжанье почти не нарушало утреннюю тишину, и поэтому можно было подольше поспать. Однако настойчивый звонок в дверь прервал сладкий сон.
- Кто там звонит? - ворчливым, недовольным топом спросил Паскуаль, как следует еще не проснувшись.
- Это я, Ольга! - Из-за закрытой двери до него донесся мелодичный женский голос. - Дамьян здесь?
- Нет, он в другой комнате. Подождите немного!
Паскуаль поспешно оделся, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь, где жили Дамьян Макайя и Бельтран.
- Макайя!.. Вставай! К тебе пришли!
- Что?..
- Быстрей вставай! Ольга здесь!
Когда Дамьян вышел в коридор, то увидел неожиданную для него картину, которая привела его в замешательство. Он не сразу нашел что сказать: Ольга, чуть откинув голову, сидела на двух чемоданах и своими большими зеленоватыми глазами вопросительно, с тревогой смотрела на Дамьяна. Ее мать, энергичная приземистая женщина, в одной руке держала узел с одеждой, в другой - корзину с кухонными принадлежностями. Толкнув дверь комнаты, она спросила:
- Это его комната?
- Но...
- А где находится кухня?
- А что случилось, Ольга?..
- Разве ты все еще не догадываешься? - ответила та, занося чемоданы в комнату. - Мы с тобой поженимся. Так решили мы с мамой. Ты, конечно, не возражаешь?
- Да, конечно... Но... Ты знаешь, мы живем здесь одни... Только молодые парни, женатых здесь нет...
- Пусть тебя это не волнует, - ответила за Ольгу ее мать. - Понемногу все уладится, образуется.
Через несколько дней мы отпраздновали свадьбу, а дирекция завода изыскала возможность и предоставила молодоженам комнату.
Ольгу все уважали и любили за ее мягкий, обходительный характер. Она как бы олицетворяла собой всех советских людей, солидарных с испанским народом в его борьбе против фашизма. Ольга хорошо понимала нас, сочувствовала нам, искренне переживала вместе с нами наши горести, радовалась нашим успехам. И хотя ей было всего восемнадцать лет, она умела с достоинством и мужественно держаться в самых сложных ситуациях.