Мы с Ненашевым, уже переодетым в форму советского капитана-танкиста, стояли возле самолета и ждали, пока пилот копался в движке и что-то там перенастраивал. Я тоже на всякий случай переоделся в форму пехотного капитана, к которой у меня имелись настоящие документы, сделанные специально для такого случая еще в Москве. Вероятность не долететь и попасть в руки противника была немаленькой, и привлекать внимание своими энкавэдэшными шевронами как-то не хотелось. Поэтому пилот самолета перевозил на Большую землю по документам всего лишь двух командиров-капитанов, которым почему-то понадобилось срочно улететь с этого залитого кровью пятачка под Борисполем…
Самолет, под завязку нагруженный горючим, тяжело взлетел, гремя на плохо разровненном поле и натужно ревя двигателем, набрал высоту и двинулся на восток в сторону фронта.
Снова так знакомо тарахтит движок самолета, и я, дико замерзая от пронизывающего холодного воздуха, в душе ругаюсь и вспоминаю авиалайнеры нашего времени, теплые салоны, милых и очаровательных стюардесс. Ненашеву, лежащему в специальном сигарообразном контейнере, закрепленном под крылом, было намного комфортнее — там хоть не дует.
Несмотря на холод, неудобное сиденье и вообще полное отсутствие комфорта, неожиданно для себя задремал — сказывалась нервотрепка последних дней, и резко проснулся только тогда, когда изменился звук работающего двигателя самолета. Встрепенувшись и подавив панику, почему-то показалось, что мы падаем, стал оглядываться и с некоторым облегчением увидел, что самолет вполне спокойно заходит на посадку, а взлетное поле подсвечено цепочкой огней.
Касание, удар, снова удар, но деревянный летательный аппарат выдержал и, подскакивая на кочках, стал сбрасывать скорость и через некоторое время остановился, все еще ревя мотором. К нам уже неслись несколько человек, а я на всякий случай положил на колени ПП-2000 с глушителем, который частенько брал на выходы и передернул затвор, на случай непредвиденных сюрпризов. Но тут же подкатил автомобиль, осветив наш самолет фарами, и через несколько секунд на крыло ловко взобрался человек в характерной форме и фуражке василькового цвета и, стараясь перекричать рев двигателя почти в ухо мне прокричал:
— Вы капитан Кречетов?
Я кивнул головой. Он повернулся к своим сопровождающим и махнул рукой. Фары погасли, а он еще больше наклонился ко мне и снова прокричал, стараясь четко выговаривать слова:
— Вам привет от Моники Левински.
Я расслабился. Такой тупой пароль могла придумать только Кристина, исходя из своего немного извращенного чувства юмора. Нагнувшись к переговорной трубке, я прокричал пилоту:
— Глуши…
Тот, напряженно ожидая команды на экстренный взлет, расслабился и осторожно положил возле себя две гранаты, которые незаметно достал из-за пазухи, ожидая развития ситуации — у него тоже были свои инструкции относительно пассажиров.
Так достававшее меня тарахтение двигателя разом прекратилось, и по ушам, если можно так сказать, ударила тишина. Выбравшись на плоскость и с нее спрыгнув на землю, я стал расхаживать замерзшие в полете ноги, с интересом оглядывая окружающую обстановку. Для обычного фронтового аэродрома было как-то тихо и безлюдно, хотя где-то на другом конце поля горели огни, и была слышна какая-то возня.
На некотором удалении просматривались обгоревшие останки самолетов, да и в воздухе, несмотря на ветер и легкий морозец, до сих пор витал запах гари. Какая-то чуйка будущих неприятностей неприятно кольнула сердце. Стоящий рядом чуть ли не по стойке смирно встречающий, представившийся лейтенантом госбезопасности Зееловичем, являющийся начальником особого отдела 244-го истребительно-авиационного полка, сбивчиво рассказывал, что полк, в связи с прорывом немцев, в срочном порядке вечером перебазировался на другой аэродром. А тут остались только технические службы, которые на данный момент пакуют последние вещи и взвод охраны. Судя по его заискивающему тону, накачку из Москвы он получил основательную, и мои пехотные петлицы его нисколько не вводили в заблуждение — ради простых капитанов, тем более из окруженной группировки, высшее руководство не стало бы накручивать летунов. Ну и ладно, воспользуемся ситуацией, и я проясню для себя пару моментов:
— Что с самолетом до Москвы?
Лейтенант как-то сдулся, вжал голову в плечи и промямлил:
— Под вечер фрицы отбомбились по аэродрому. Дежурную пару даже поднять не успели…
— И?
— Вон там обломки в конце поля, оттащили, чтобы взлетать не мешал.
И неопределенно махнул рукой куда-то в темноту.