Сделав паузу, он продолжил.
— Было бы неплохо выйти напрямую на этих пришельцев и попытаться договориться с ними.
— Есть один момент. План "Ост" — точнее его многие положения. Пришельцы в первую очередь именно это довели до руководства СССР и, учитывая многие обстоятельства, можно однозначно сказать, что они настроены очень негативно именно к СС.
— Да, в свете сложившихся обстоятельств, это создает определенные помехи. В некоторой степени, придется послушаться совета Канариса и временно изменить отношение к русским военнопленным и местному населению на захваченных территориях.
— А что делать с нашим наступлением?
— Когда немецкие войска будут маршировать по Красной Площади, разговаривать со Сталиным и с его союзниками будет не в пример проще. И что-то мне говорит, что они не посмеют использовать ядерное оружие вблизи своей столицы, учитывая возможные последствия и эту как ее…радиацию.
Гейдрих с интересом смотрел на своего начальника, и он уважительно продолжил мысль Гиммлера:
— Гениально, рейхсфюрер. Но сегодня на экстренном совещании у Фюрера Борман поднимет вопрос о взрыве под Киевом. Он уж очень активно вынюхивает и видимо он что-то уже знает, но пока не спешит делать какие-то шаги.
— Борман не фигура, он всего лишь Тень Фюрера.
— Но, тем не менее, он уже играет самостоятельную партию, правда абсолютно в русле решений Фюрера и здесь нет никакой возможности его как-то зацепить.
— Пусть копается. Он пока под нашим плотным контролем. А относительно взрыва под Киевом, скажем почти всю правду — русские применили новое мощное секретное оружие. Это будет неплохим стимулом повлиять на Фюрера в нужную для нас сторону.
***
Гитлер был в бешенстве. Он больше получаса прохаживался взад-вперед по большому просторному залу, выложенному черным мрамором, в центре которого на огромном столе была разложена карта отражающая обстановку на Восточном фронте. Фюрер виртуозно поносил трусливых генералов, у которых не хватает мужества и силы воли сломить сопротивление проклятых большевиков и наконец-то принести победу Великой Германии.
— … До русской столицы остались считанные километры, достаточно сделать только один рывок, и сапоги немецких солдат победно застучат по Красной Площади. Трусость, лень и глупость съедает души наших генералов! Кто мне говорил, что вся русская армия была уничтожена в июле-августе? Кто говорил, что теперь нам противостоят плохо вооруженные и слабо обученные дивизии большевиков? Так почему мы стоим!!!!
Гитлер не смог совладать с собой, и потрясая сжатыми кулаки, бешенными глазами обвел стоящих перед ним по стойке смирно генералов. Только отлично знающий своего шефа Борман, догадывался, что это хорошо подготовленный и отрепетированный спектакль, рассчитанный на полное и беспрекословное управление аудиторией, но ему хватало ума никогда не высказывать своих догадок. Он с интересом посматривал на Гиммлера, пришедшего на совещание с начальником главного управления имперской безопасности Гейдрихом и стоявшего чуть в сторонке шефа Абвера, адмирала Канариса. По своим каналам Борман прекрасно был осведомлен, что культивируемая с самого начала кровавая вражда между Абвером и СС в последнее время пошла на убыль и Канарис и Гейдрих частенько встречаются, проводя время в достаточно дружеских беседах. Что они обсуждают, выяснить не удалось, но вот то, что это как-то связано со странными событиями на Восточном фронте, отголоски которых дошли и до Рейхсканцелярии, заставляли Бормана с некоторым недоверием посматривать на глав спецслужб Рейха. У него пока были только отрывочные сведения, с которыми еще рано идти к Фюреру, но он умел ждать, слушать, анализировать, к тому же у него под рукой была вся мощь партийного аппарата, с помощью которого он намеревался все-таки раскопать тлеющий заговор в недрах разведки и госбезопасности Рейха.
Получив мощную психологическую накачку, генералы что-то рассказывали, показывали на карте, делали доклады, жаловались на начавшиеся заморозки, перебои с поставками горючего и боеприпасов, растянутые коммуникации. Борман поразился тому, как за несколько минут Гитлер разительно изменился: теперь он с большим интересом выслушивал, спрашивал, уточнял, раздавал указания, делал выводы, подавляя и одновременно заряжая всех своей кипучей энергией.
Когда обсуждение дошло до проблем группы армий "Юг" и Фюрер поднял вопрос о Бориспольском котле, с которым до сих пор не могли справиться немецкие войска, фон Рундштедт как-то странно глянул на Гиммлера, с которым у него перед самым совещанием был приватный разговор. Рейхсфюрер сделал шаг вперед и попросил у Фюрера тему Бориспольского котла обговорить после совещания в узком кругу, учитывая определенные обстоятельства. Последние два слова он выделил особо. Борману это не понравилось, он понял, что в данный момент какая-то важная информация пройдет мимо него и скорее всего Гиммлеру удастся выкрутиться из неприятной ситуации, сложившейся на Восточном фронте…
Глава 4
Груженый какими-то авиационными запчастями, трофейный "Опель-Блиц" надсадно гудел, преодолевая очередную рытвину, которыми изобиловали прифронтовые дороги. Сквозь откинутый полог, в свете позднего осеннего рассвета я видел идущую за нами полуторку, в кузове которой на специальной турели стояла счетверенная зенитная установка на базе пулеметов "Максим" и пара человек очень внимательно, не смотря на непрекращающуюся тряску, используя бинокли, наблюдали за светлеющим на востоке небом в поисках немецких самолетов. Еще чуть дальше шла еще одна полуторка, замыкающая колонну, в которой разместились полтора десятков бойцов вооруженных в основном обычными карабинами, которых лейтенант Зеелович определил для охраны наших тылов.
Как летный особист и обещал, колонна ушла почти перед самым рассветом в дикой спешке, с привычными мне матами и руганью шоферов, у которых некоторые машины на холоде не хотели заводиться. Махнув рукой, лейтенант Зеелович приказал отставшим самим выбираться и догонять колонну и дав команду на выдвижение, примостился в кабине того самого "Опель-Блица в кузове которого мы примостились с Ненашевым на тюках с формой, постельным бельем и еще чем-то мягким, на чем было весьма комфортно переносить тяготы тряски наших дорог. По его оговоркам, я понял, что в памятной шифрограмме ему было дано конкретное задание обеспечить нашу охрану и всячески способствовать нашей срочной отправке в Москву, и при этом по максимуму ограничить наши контакты с любыми лицами. Поэтому в кузове мы ехали вдвоем с Ненашевым, и у нас реально появилось время нормально поговорить, тем более уже перешли на "ты" и вполне неплохо нашли общий язык. Павел Ненашев, Паша, оказался вполне неплохим вменяемым человеком, много поведавшим на своем веку. Убедившись, что нет лишних ушей, мы разговорились и как-то само собой перешли к событиям войны в нашем времени. Я рассказывал про Крым, про гражданскую войну, про турецкие бомбардировки и десант в Новороссийске. Он рассказывал про командировки в Чечню, во время второй чеченской, про бои на российско-китайской границе и массированные ядерные удары по китайским танковым колонам, которые взломав приграничные укрепрайоны, устремились вглубь страны. Очень много поведал про восстание китайских эмигрантов, которые по сигналу как-то резко утратили доброжелательность и законопослушность и начали уничтожать линии связи, штурмовать полицейские участки, убивать на улицах российских солдат и офицеров и всячески препятствовать любым попыткам оказать организованное сопротивление диверсантам противника и массированному наступлению армии КНР. Как это было похоже на наши крымские события, пятая колона, блин…
Когда рассвело, я выглядывал на улицу и периодически посматривал на затянутое облаками небо, в надежде что начнется или снег или дождь и не придется с тревогой ждать крик наблюдателей "Воздух" и выскакивать из машины и нестись подальше от дороги в поисках каких-либо укрытий. После подробного и красочного освещения моих приключений в этом времени, особенно это касалось кровопролитных боев при обороне Могилева, как профессиональный военный, Ненашев абсолютно разделял мои опасения. В нашем времени все было немного по-другому: неожиданный рев самолета, несущегося на бреющем полете, мелькнувшая тень и на голову уже сыплются бомбы и ракеты. Если кто-то из штатных зенитчиков успевал пустить вдогонку "Иглу" или более допотопную "Стрелу" из мобзапасов, было неплохо, и пару раз даже удалось вальнуть оборзевшие турецкие штурмовики. Но тут все было по-другому: немцы заходили как на учениях, пользуясь слабой ПВО советских колон, и безнаказанно долбили, выбирая более вкусные цели в виде бензовозов и командно-штабных машин и иногда с особым шиком гоняясь за одиночными целями. Те же Ю-87 со своими ревунами тоже наводили шороху, а я тогда, в Могилеве, в душе жалел, что нет сейчас под рукой ни одной не то что бы "Тунгуски, а даже простой "Шилки, которая, судя по севастопольским боям, сносила с неба этих ухарей с крестами на раз. Даже те же "Стрелы, рассчитанные на вертолеты и низкоскоростные реактивные самолеты, вполне стабильно сбивали поршневые немецкие самолеты с минимальным количеством отказов и промахов. Но сейчас, дергаясь на кочках в немецком трофейном грузовике, я в некоторой степени чувствовал себя голым и когда на улице заморосил холодный мелкий дождик, обрадовался и настроение пошло вверх. Хотя, помня мои недавние летние приключения, когда пришлось топать от Рославля до линии фронта, я прихватил с собой свой стандартный набор: разгрузку с карманами, набитыми всякими интересными смертоносными вещами, "Глок-17" с глушителем, пистолет-пулемет под немецкий пистолетный патрон ПП-2000 с коллиматорным прицелом и привычную и такую родную СВУ, с которой так активно побегал в лесах под Могилевом. Для укрепления огневой мощи прихватил пару одноразовых гранатометов, которые лежали в специально сшитом брезентовом чехле, чтоб не привлекать особого внимания.