Лейтенант, который как мелкая шестерка подбежал к нашему вагону и стал почти в прямом смысле лаять, показывая свое служебное рвение. Со стороны это выглядело комично. На фразе Да как ты мерзавец смеешь…, он был остановлен резким и волевым окликом, от которого заткнулись все вокруг.
- Остапенко, отставить.
И о чудо, крикливый поборник генеральской чести заткнулся и повернувшись к начальству замер, преданно смотря в глаза Романову, но тот только отмахнулся, сделал несколько больших и быстрых шагов и остановился напротив нашего тамбура, более пристально рассматривая меня, не веря своим глазам. Он стоял внизу, а я в вагоне и получилось, что он глядит снизу вверх, но это никак не задевало его генеральскую честь.
- Капитан, ты?
Я сделал шаг вперед, держась за поручень здоровой рукой, сполз вниз, причем мне сразу помог человек из свиты генерала. Но Романов, сделал шаг немного оттолкнув своего подчиненного, и просто обнял меня у всех на глазах.
- Здорово, капитан.
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор.
- Да ладно, Сергей Иванович, после того, что мы с вами пережили, можно и без чинов, тем более у вас особый статус.
- Хорошо, Михаил Тимофеевич.
- Какими судьбами? Откуда здесь?
- С Бориспольского котла. Внештатная ситуация, пришлось, как обычно с приключениями, выходить к линии фронта пешком.
- А как же…
Но я его перебил.
- Михаил Тимофеевич, надо поговорить наедине…
Он кивнул, прекрасно понимая, какие вопросы и задачи могут быть в моей компетенции и, повернув голову к начальнику своей охраны, коротко бросил.
- Семен, обеспечь помещение, мне с боевым товарищем поговорить нужно наедине.
Хм, как у них это все быстро делается: я думал, помогут пройти куда-то к зданию вокзала, ну на крайний случай в санитарном вагоне уединимся где-нибудь в процедурной. Но подчиненный генерала пошел по самому простому и эффективному пути, дал команду полковнику очистить теплушку - пусть бойцы проветрятся, а генерал поговорит со своим боевым товарищем.
Поднявшись в теплушку и присев на небольшие самодельные скамеечки возле буржуйки, в которой весело потрескивал огонь.
- Ну, Сергей Иванович, рассказывайте, как вы? Я только мельком слышал про вашу деятельность в Севастополе и что-то такое про необычное положение в Бориспольском котле…
Но акцентировать внимание на вроде как секретных обстоятельствах моей деятельности в этом времени он не стал и сразу перешел к делу.
- Но вы то тут как очутились?
Я вкратце пересказал наши приключения при выходе к линии фронта, про переправу, про засаду на болоте, он внимательно слушал, ничего не упуская, и когда я дошел до остановки санитарного поезда на этой станции, он кивнул головой.
- Понятно. У вас нет возможности связаться с Москвой?
- Да, причем вопрос очень срочный.
- Я не сомневаюсь, до сих пор вспоминаю определенные события, о неразглашении которых давал подписку. Хорошо, станция далеко от линии фронта и пока Москва не даст указания, я на время задержу ваш поезд.
- Не стоит. Там много раненных, требующих немедленного лечения в стационарных госпиталях. Проще снять меня и моего человека с поезда и изъять любые документы подтверждающие наше пребывание.
- Тоже дело. Давай я своего особиста пошлю, пусть все организует…
Генерал энергично поднялся и, выглянув наружу, скомандовал:
- Мартынова сюда, срочно.
- Есть.
Повернувшись ко мне, он спросил.
- Кстати, а как тебя теперь величать? Ну чтоб представить моему начальнику особого отдела?
- Майор Кречетов.
Пока прибежал особист, мы с Романовым предались воспоминаниям о Могилеве, о погибших товарищах, об общих знакомых. Сметливый адъютант, летеха который пытался меня облаять, умудрился организовать горячий чай и пару бутербродов…
- Разрешите, товарищ генерал?
Возле дверей нарисовался высокий и плотный командир в общевойсковой форме с майорскими знаками различия. Он быстро и с профессиональным интересом оглядел картину сидящих вместе генерала Романова и неизвестного больного в потрепанной шинели и пьющих чай с бутербродами.
- Залезай, Илья и закрой дверь.
После лязга закрывающейся двери, мы остались в полумраке, и генерал спокойно сказал.
- Илья познакомься, твой коллега - Главного управления государственной безопасности майор Кречетов. Он выполняет особое задание своего руководства и остался без связи.
Но перед нами был не простой опер, мобилизованный из глубинки для усиления органов военной контрразведки в войсках, а весьма опытный и битый жизнью волкодав, скорее всего приставленный к генералу центром, учитывая его знания о моем настоящем происхождении и даже некоторое участие в бое в развалинах мертвого замерзшего города будущего.
- Товарищ генерал, а вы уверены…
- Уверен. Именно из-за этого человека тебя и приставили ко мне.
- Товарищ генерал…
- Не стоит. Мы все делаем свою работу. Так что берись за дело и изымай своего коллегу и его напарника из санитарного эшелона со всеми документами. А я дам телеграмму в Москву.
Нас быстро сняли с поезда и разместили в одном из домов недалеко от станции, разумно предположив что далеко отъезжать не стоит, но и на самой станции, которая, в принципе, может подвергнуться бомбежке в любой момент, тоже останавливаться не резон. Ненашев устроил целый скандал с требованием захватить с собой в Москву Таю и обеспечить ей приличные условия проживания. Я не спорил, так как сам в некоторой степени чувствовал ответственность за ребенка и единственное, что меня беспокоило, как Тая перенесет полет.
Прошло не более двух часов, когда получив из Москвы ответ, Романов развил бурную деятельность. По переданной им информации впереди еще вчера вечером был разбомблен мост, поэтому движение воинских эшелонов в этом направлении было приостановлено на несколько часов и генерал своей властью выгнал из теплушек всех способных держать лопаты и к вечеру в пяти километрах от станции на поле был оборудован, точнее вытоптан импровизированный аэродром, куда уже в сумерках, ориентируясь по зажженным кострам сел бомбардировщик ИЛ-4. Нас с Ненашевым, закутанным в теплые тулупы, засунули вместо бортстрелка, и снова взревев двигателями, крылатая машина, подскакивая на неровностях импровизированного взлетного поля, сумела оторваться от земли и ушла в темнеющее небо, набирая высоту.
Прошло несколько часов лета, за которые, не смотря на качку и вибрации, и я, и Ненашев даже умудрились немного поспать, когда колеса бомбардировщика коснулись взлетно-посадочной полосы на аэродроме под Москвой, где нас уже ждали. Все это время Тая, завернутая в спальный мешок, доверчиво прижималась к Ненашеву и хлопала своими глазенками. Но и ее через некоторое время сморило, и проснулся бедный ребенок, только когда нас перемещали в одну из подъехавших машин.
Быстро переместив наши многострадальные тела в санитарную машину, сотрудники НКВД, теперь отвечающие за нашу безопасность, лихо выехали с аэродрома и устремились куда-то в пригороды, где, как я понял, располагалась одно из подмосковных баз нового хозяйственно-экономического управления ГУГБ НКВД СССР.
Пройдя несколько постов охраны, мы въехали в усадьбу, где нас незамедлительно перевели в медблок и сразу устроили полный медицинский осмотр. Ненашев, который уже успел чуть окрепнуть, сразу получил строгий постельный режим, а я, переодевшись в новенькую форму с майорскими знаками различия, сразу отправился на Лубянку в сопровождении весьма основательной охраны. Там тоже не было никаких проволочек - снова мрачные коридоры, застеленные ковровыми дорожками, ряды закрытых дверей, ускользающие взгляды охранников, и заветная приемная Народного комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии.
Хозяин кабинета встал из-за стола и сделал несколько шагов вперед, чтоб выказать гостю уважение и это не осталось незамеченным.
- Доброе утро, Сергей Иванович, заставили вы нас поволноваться. Скажите, вы специально попадаете во всякие приключения?
- Здравия желаю, Лаврентий Павлович. Да вы знаете, что-то в последний раз не очень весело было.
- Да, мне уже сообщили о ваших похождениях. Но об этом поговорим попозже, а сейчас скажите, что же все-таки произошло под Борисполем?