Домой возвращалась не ранее десяти-одиннадцати вечера и, наскоро перекусив, набрасывалась на компьютер — свежие статьи по эндокринологии, терапии, острой диагностике, а также масса работ по реанимации. Каждое новое знание шептало в ухо: ты пропустила столько времени, неверная и тупоголовая, предала свое призвание ради корпоративного телефона и дешевой иномарки. Спала по пять-шесть часов; а утром, включая субботу, все повторялось заново. Я потеряла возможность жить именно такой жизнью на целых двенадцать месяцев бессмысленного отсиживания в офисе; и только теперь поняла, как же это было важно. На свете нет ничего интереснее, чем покумекать над анализами, поговорить, послушать, постучать, потрогать и, наконец, сложить картинку из множества кусочков. Сложить, а потом понять, как же эту картинку вернуть в более гармоничное состояние; и в конце радоваться, как все меняется, возвращается к жизни и наполняется надеждой на лучшее.
Отделение реанимации было просторное и светлое. Ординаторская же, как обычно, подкачала; стандартная каморка папы Карло, только с хорошим ремонтом, Интернетом, компьютерами и кухонной техникой. Самая важная вещь — уютный кожаный диванчик, занимавший треть по периметру. В утренней тишине всплывали счастливые картинки из прошлого — вот-вот услышу Люсин призыв пить кофе в сестринской; пока «не накрыло», как говорится. Сколько бессонных ночей прошло в том самом главном месте моей жизни, в старой полуразрушенной больнице. Теперь вместо письменного стола и маленькой ободранной тахты — дорогой ламинат на полу, модная микроволновка, два ноутбука и симпатичный бежевый диван.
Новое рабочее семейство оказалось гораздо скромнее нашей дружной больничной шайки и состояло из меня и одного-единственного «Шрека». Звали его Саша Смолин, реаниматолог из Мариинской больницы. Будучи миниатюрной блондинкой, я никак не могла понять, как существовать в шести квадратных метрах с огромным дядькой, разбрасывающим все и всюду, не стесняющимся громко отрыгивать после еды, а иногда нагло похрапывающим после обеда. В целом он занимал большую часть нашего общего жизненного пространства. Неуклюжее сталкивание лбами длилось пару недель, и, видимо, Саня тоже испытывал огромное чувство неловкости. Радовало только одно — притяжения на уровне мужчина — женщина между нами не было. Шрек оказался идейным подкаблучником с двумя дочками и женой. Но все равно, мы как два гиппопотама в луже — постоянно натыкались друг на друга. Особенно если слышали из палат вопли «доктор, мне плохо!!!» и пытались одновременно пройти сквозь дверной проем. В конце концов не выдержали и практически одновременно дозрели до неожиданного, но правильного решения вопроса:
— Лен, надо нам третьего жильца сюда.
— Совсем тесно будет.
— Веселее будет.
— Сань, третьего доктора точно не дадут — на десять коек не положено даже в реанимации. Ты ж обещал, твоя анестезистка придет?
— Не смогла, забеременела.
— Вот тебе раз… так надо еще кого-нибудь поискать.
— Так я и говорю, что надо.
Начали с опроса ночных дежурантов, кто днем работал в интенсивных отделениях больших городских больниц; тщетно, хорошие реаниматологические медсестры на дорогах не валяются. Сначала мы расстроились, но потом нам все-таки повезло — примерно через неделю поисков мы нашли свою музу. Варюша из операционного блока моей бывшей больницы как раз искала работу без дежурств и очень обрадовалась предложению. В первый же рабочий день оба доктора были построены по стойке «смирно», строго отчитаны за бардак в палатах и ординаторской, незаполнение журналов учета и всякой другой медицинской документации. На попытки оправдаться а-ля «к нам же девочки приходили с отделения, это ж все не мы» — последовал крайне недовольный взгляд. С тех пор везде был порядок и полная стерильность, распространившаяся даже на нашу каморку, что приводило Саню в полный ужас. Но когда выяснилось, что Варюша совершенно без участия доктора может поставить подключичный катетер, померить сатурацию, отрегулировать допамин и еще много чего реанимационного, Шрек незамедлительно одобрил мой выбор, и в конце июля мы зажили мирно и очень даже счастливо.
Тридцатое июля ознаменовалось важным событием — утром Варя объявила о своем дне рождения. Мы начали возмущаться, почему она не сказала об этом раньше и не предоставила возможность подготовиться к событию заранее. Быстро заказали пироги «Штолле»; как только пришел дежурант, накрыли первый на отделении праздничный стол. Саня на правах единственного мужчины поднял тост: