— Не запаривайтесь, дамы. Как раз год после смерти жены — уже пришел в себя, но еще сильно уязвим. Так что положительный исход гарантирован.
Вторая девушка — Оксана; рыжая, худая и немного угловатая. Самое приятное — добрая и очень спокойная. Имела крепкий брак с довольно преуспевающим юристом, трех очаровательных деток; работала мало и по случаю, в основном занималась детьми. Верила в Бога, регулярно ходила в церковь, но без фанатизма. Вот так всегда и бывает — чем гармоничнее жизнь, тем короче рассказ.
Я быстро сообразила, что такого ценного Ирка нашла в этих девицах. Все просто — веселые, открытые, без капли негатива и с огромным запасом искренней симпатии. Живые и настоящие. Самое важное, все четверо были готовы мириться с разными взглядами, разными мыслями и эмоциями окружающих людей. В конце посиделок решили: расставаться надолго не будем и по возможности закрепим наши встречи регулярностью.
Хорошо жить обычной человеческой жизнью, общаться с людьми, радоваться каждому дню просто так. Небо, земля, город, ветер или дождь; дети и друзья, домашний уют; и все осязаемо, и это есть единственная реальная форма существования. Чем ближе ты к ней, тем счастливее, тем крепче стены твоего мироздания. Вот за какие мысли я хваталась, хваталась судорожно, с отчаянным желанием дышать только таким воздухом.
И больше никогда. Вы слышите, господа? Никогда не пытаться взлететь туда, где может быть так мало кислорода.
Рабочая осень началась с поездки всем коллективом клиники на Финский залив; Сергей Валентинович четко следовал классическим канонам налаживания общественного сознания. Жарили сосиски и мясо, играли в бадминтон, волейбол и нарды. Многие приехали с семьями; дети бегали, кричали, кто-то даже залез в воду. Варюша с другими сестрами бродила между деревьев и обсуждала что-то очень важное; Шрек и доктор Сорокина, как всегда, вели себя отстраненно и в играх не участвовали. Сидели в сторонке и жевали шашлык. На середине праздника я все же опомнилась:
— Саня, ну что мы, как придурки, сидим тут одни?
— Это у нас комплекс неполноценности.
— Че?!
— Не че, а просто не модные мы. Все модные, а мы нет. Я в плане работы.
— Не модные, вот это да… ну и ладно. Зато нужные. Пошли в бадминтон играть.
Санины сто килограммов восприняли идею физкультуры критически; а я схватила свободную ракетку и встала в пару с модным стоматологом. Играли азартно, кричали и хлопали сами себе в ладоши. К концу часа игры я подустала и тут же подумала — надо идти в спортзал, регулярно и надолго. Эти мысли на секунду отвлекли от процесса, и дальше случилось предсказуемое — небольшая коряга под ногами; Елена Андреевна рухнула на землю. Голеностопный сустав пронзила острая боль.
Господи, пусть будет просто легкое растяжение.
Народ быстро скучковался около меня, кто-то набросился с желанием помять несчастную ногу в целях экстренной диагностики. Изверги, боль была нестерпимая. Сергей Валентинович метался между машинами в поисках полноценной аптечки. На секунду я закрыла глаза, боясь потерять сознание. Сделала два глубоких вдоха, потом постаралась сесть в удобную позу, но боль не стихала. Я раскачивалась из стороны в сторону и тихонько поскуливала; в область сустава как будто забили толстый ржавый гвоздь, а потом начали дергать его за шляпку туда-сюда.
Черт возьми, как же мне стыдно, больно и обидно…
Детский голос. Чья-то дочка лет пяти-шести. Прекрасная белокурая принцесса, смотрела на меня с искренним сочувствием.
— Мама, тетя что, ногу сломала?
— Маша, отойди, дай взрослым место. Тетю надо полечить.
Маша стояла неподвижно и никак не хотела уходить. Мне тоже не хотелось, чтобы она уходила. Такие красивые волосы.
Аккуратненькие ушки, серо-голубые глаза, мраморная кожа, красиво очерченные яркие губы… Картинка увеличивалась, заполняла все пространство; сосудики на висках такие тоненькие, юные, пульсирующие… переплетаются, уходят глубоко, все дальше и дальше. Множество маленьких красных ниточек в голове у крохотной девочки; они дышат, двигаются, сохраняют живой объем, растворяются в самых глубоких отделах мозга…. а вот один, некрасиво большой, неровный, неправильный, как будто жирная темно-красная клякса, совсем некстати в такой прекрасной детской головке…
Кто-то прибинтовал к моей ноге несуразное сооружение; теперь можно скакать в автобус. Народ засобирался, и мне стало стыдно еще сильней — погуляли бы еще пару часов, не меньше; а теперь из-за моей конечности каждый чувствует своим долгом побыстрее добраться до города, а точнее до первого же рентгеновского аппарата.