— Это я пришел, Ким.
— Вижу, — ответила Нутенеут, не отрываясь от бумаги.
Парень опять потоптался, потом сказал:
— Так, значит… Работаешь?
— Работаю.
— Закурить можно? — почтительно осведомился он, сделав несколько шагов к столу.
— Кури, — разрешила Нутенеут.
Парень важно прошел к столу, положил книги, не спеша извлек из рукава кухлянки пачку «Прибоя» и, закурив, спросил:
— Видала, какие книжки Ким в библиотеке брал?.. Пастухам читать буду.
— Я вчера твои книжки видела и позавчера. Я думала, ты давно в тундру ушел, — сказала Нутенеут, не глядя на него.
— Сегодня пойду. Вчера голова болела, читал много. — Подумав, он предложил: — Хочешь, тебе могу читать?
— Но надо, я знаю, что ты хорошо читаешь, — поспешила ответить Нутенеут. — Ты в бригаде лучше читай.
— Это ясно, — с достоинством ответил он. — Я для того и агитатор.
Ким, к слову сказать, в книжках, кроме картинок, ничего не разбирал, потому что был неграмотный. Звание агитатора он присвоил себе самолично, и давно уже в селе, сперва в насмешку, а потом по привычке, звали его Ким-агитатор. Он гордился этим больше, чем грамотами и денежными премиями, которыми его награждали неоднократно как лучшего колхозного пастуха.
Всякий раз, приезжая из бригады в село, Ким нагружался в школьной библиотеке книгами, дня три расхаживал с ними по селу, чтобы все видели, по какому важному делу он пожаловал, и сообщал каждому встречному, что книги он уже обменял и ему пора отправляться в тундру просвещать пастухов. В тундре же он слыл великим грамотеем, так как бригада, где он пастушил, состояла из людей пожилых и неграмотных. Наслушавшись в селе радиопередач и собрав все местные новости, Ким пересказывал их пастухам слово в слово, сидя за раскрытой книжкой и перелистывая время от времени страницы. Его бригадиру однажды сказали, что Ким водит пастухов за нос, но тот не поверил и счел такое заявление клеветой.
Когда Ким впервые явился в школу за книгами, учительница, памятуя, что он ни дня не сидел за партой, отказалась выдать ему библиотечные книги. Тогда Ким отправился в правление колхоза, взял чистый лист бумаги, часа два пыхтел над ним, выводя прыгающим карандашом какой-то сложный узор, и, вручив свое творчество председателю Калянто, коротко сказал: «Разберись». Калянто долго изучал узор и наконец сдался: «Не понимаю, что такое», — сказал Калянто. «Жалоба, — ответил Ким и ткнул пальцем в бумажку: — Видишь, я на учительницу бумагу написал». И изложил свои претензии на словах.
Председатель попытался отделаться шуткой, да не тут-то было. «Не даст книжек — в тундру не пойду», — заявил Ким. Пришлось Калянто идти в школу. В результате переговоров Ким получил несколько растрепанных книжек. Месяца через два он снова явился в село, вернул учительнице в полной сохранности книжки и потребовал другие. С тех пор ему беспрекословно и в неограниченном количестве выдавали старые учебники, отжившие свой век задачники и прочую малопригодную для чтения литературу…
Посидев молча у стола и покурив, Ким потушил папиросу о загрубелую коричневую ладонь, спрятал окурок в карман, так как пепельницы в кабинете не было, потом солидно сказал:
— Так значит… Пойду я. — И не шелохнулся.
— Слушай, Ким, — вдруг сказала Нутенеут, поднимая на него левый глаз, а правый плотнее зажимая ладонью. — Я хочу тебе дать одно общественное поручение. Ты можешь сейчас выполнить?
— Как агитатор? — подумав, спросил Ким.
— Как агитатор.
— Можно, — снова подумав, ответил Ким.
— Обойди все дома, пошивочную, контору и всем скажи, что Барыгин едет, собрание будет. Пускай в клуб собираются.
— Можно, — повторил Ким, поднимаясь, и потянулся за книжками.
— Пусть книжки лежат, вернешься — заберешь, — сказала Нутенеут.
— Нельзя, — ответил Ким, беря книжки и водворяя их под мышку. — Я за них расписался, значит, отвечаю.
Он не спеша двинулся к двери, но у порога обернулся, спросил:
— Когда приказать в клуб собираться?
— Вечером, — ответила Нутенеут.
— Вечер большой. Ты говори точно час.
— Я откуда знаю, когда он приедет?
— Кто тогда знает?
— Никто не знает. Барыгин не сообщил.
— Как я говорить могу? — удивился Ким.
— Так и говори — вечером.