- У меня к тебе другое предложение, - мягко обнял её супруга дон Альварес. - Есть поверье, что с плотью и кровью убитого убийца перенимает и свойства жертвы...
Карл подозрительно смотрел на Хоакима.
- Можно перенимать и чувства, и память. Так говорят.
Вот цирюльник
И прасол,
Вот придворный
И посол.
- Говори быстрее, прошу, у нас мало времени.
- Боюсь, моя просьба покажется... неприятной. Попробуй мозг этой несчастной девушки, и возможно, перед твоим взором предстанет то, что она видела перед смертью...
- А почему бы вам самим не отведать? - вскинулся Карл. - У вас больше опыта.
- Мои инстинкты притуплены, а твои - свежи и остры. Ты когда-нибудь пробовал сырую рыбу? Ты ровно ничем не рискуешь.
Где-то он это уже слышал.
Но в некое мгновение торг показался слишком мелочным перед лицом долга, и Карл двумя пальцами принял розовый склизкий кусочек из руки Хоакима.
Хочешь выше -
Ну изволь:
Королева
И король.
- Я не могу на это смотреть! - возопила Изабелла и бросилась вон из погреба. - Лучше стать жертвой, чем палачом! - донёсся эхом её трепетавший в страдании голос.
Карл зажмурился - и проглотил. На ощупь языку и нёбу было неприятно - но в целом даже вкусно. Он прежде пробовал варёный костный мозг - и не нашёл большой разницы.
Элена и Хоаким выжидающе на него смотрели - как смотрит охотник: купилась ли дичь на приманку.
Ему нечего было поведать.
Он съел ещё кусочек.
- Вот мы глупцы! - тряхнул головой дон Альварес - и тут же прижал ладони к воротнику: не разошлась ли шнуровка.
- Так что ты хотел сказать? - жена проверила его шею и, успокоившись, перевела дыхание.
- Думают же сердцем, - блеснул улыбкой Хоаким.
- Точно, - растаяла дона Элена и извлекла из пышных складок верхней юбки топор мясника.
Папа Римский,
Наконец,
И у всех
Один конец.
- Ешьте сами, изуверы! - Карлос прижал ладони ко рту и повторил путь Изабеллы.
С самой Изабеллой он столкнулся в дверях.
- Я видела, - громко шептала она. - Я шла мимо людской, и там все служанки ужинали, и отогревались у камина, и жаловались, что выбежали неодетыми. И только одна сидела поодаль и ничего не ела, и рубашка её залита как будто бы вином.
- Похороните несчастную, - приказал Карлос Альваресам. - Изабелла, скажи, что я приказываю ей немедленно прийти ко мне. Не подходи сама, пусть ей передадут. Если это она, то она поймёт. А ты закройся у себя.
В отсутствие жены и родственников он подготовит всё. Тут нужно-то - свеча и кувшин масла. И покрепче держать. Они сгорят вместе - но так даже лучше.
Не ищи
И не гони,
Лучше в зеркало
Взгляни.
- Ваше величество, вы изволили меня звать... - девушка робко присела и осталась стоять на пороге, потупившись.
Карл отвлёкся от масляной лампы и положил щипцы.
- Подойди.
Девушка переступила с ноги на ногу, стуча старыми башмаками - и нерешительно двинулась в глубь комнаты. Канделябр на потолке и масляная лампа на столике у окна украшали мягкими бликами гладкий пробор и выставляли напоказ засаленную горловину у рубашки и старые пятна на рукаве.
На миг король засомневался.
Но в складках рубашки - на груди - что-то блеснуло. Синим огоньком.
Бегать полно -
Сядь и жди.
Кто не понял -
Выходи.
- Красивая брошь. Откуда она у тебя?
- Это моя, - узенькие, но грубые ладони метнулись к груди. - Вы думаете, я украла? Я не крала. Мне чужого не надо, - она подняла на него глаза. - Мне нужно всего лишь вернуть своё.
- Далёкий же путь ты проделала, - Карлос взял лампу.
- Далёкий, - согласилась девушка, склонив голову набок. - Никто не уважает беззащитных женщин - у вас в Испании. То ли дело в моё время...
- Ты ждёшь жалости? - Карл шагнул к ней.
- Вы как никто должны понять меня, - повела бровями девица. - Нас, мертвецов, не уважают. Живые думают, им всё позволено. Думают, что они вечны. А потом оказываются среди нас.
- Да, нашей участи не позавидуешь, - кивнул король. - И я понимаю твой гнев...
- Тогда помоги мне, - она сократила расстояние ещё на шаг. - Вместе мы горы свернём. Нас все будут бояться, - она поправила выбившиеся волосы и провела рукой по лицу.
Белизна её стёрлась, на смуглых щеках появилась татуировка. Чёрные глаза заметили изумление, полные губы насмешливо приподняли один уголок.
- Я ведь не просто женщина, мне многое подвластно, - мониста заблистали в свете лампы - на расстоянии вытянутой руки.