Но Хуана гневно отшатнулась от наглой невоспитанной нахалки, а Филипп вообще оттолкнул её руки.
Хоть наступающие слёзы уже жгли глаза, Елена нашла в себе силы гордо вскинуть голову и царственно покинуть этот замок.
Она выехала верхом, оставив подаренный паланкин и не известив Хоакима. Но, видно, кто-то сделал это за неё, потому что у городских ворот её нагнала пёстрая процессия во главе с мориском.
- Что-то королевское семейство скупо на гостеприимство, - начал он без предисловий, поравнявшись с дамой.
- Вы всё это время тоже были при дворе? - спросила она после некоторого молчания.
- Нет, у меня дом на окраине города: я довольно часто езжу по делам в столицу и всегда останавливаюсь там.
- Хорошо вам, - Елена усмотрела в этих словах хвастовство. - А я как будто в тюрьме отсидела.
- Вы даже не подозреваете, насколько точно вы сейчас выразились, дона Элена, - голос Хоакима был мягок, и резкие слова девицы не отскочили от него, как в перебранке, а с глухим стуком упали у ног собеседника. Не в силах продолжать диалог, она прижала платок к лицу.
- Вы не увидите дороги. А в паланкине никто не увидит вашего горя.
- Да пусть видят, мне что за дело!
- Послушайте, - голос Хоакима переменился. - Я понимаю, с вами дурно обошлись, но в этом нет моей вины.
- Это вы посоветовали мне познакомиться с герцогиней Альба.
- И что же она?
- Отпустила шутку насчёт... неважно.
- У неё нет чувства юмора и никогда не было...
- Я уж вижу.
- А вы не догадались посмеяться вместе с ней - для вида.
- Я не собираюсь ни перед кем заискиваться!
- Ваша гордыня, сеньора, превосходит спесь всего испанского двора. Видимо, ваши имперские корни поглубже и попрочнее местных королевских.
Елене захотелось улыбнуться, но она по-прежнему закрывалась платком.
- И вы достойная пара собственному племяннику, осмелюсь заметить.
Елена убрала платок.
- И завязывать знакомства нужно начинать не с герцогини Альба, а с кого-нибудь поплоше.
- Я начала, - Елена скосила озорной взгляд в его сторону. - С вас.
- Туше, - качнул головой граф.
- Знаете, если честно, я не так уж жалею об этой темнице. Но что я скажу матушке?
- Лучше скажите как есть. Тогда её гнев обратится на испанцев. А если солжёте - то на вас.
- Вы как будто никогда не лгали родителям.
- Они всегда различали, когда я вру.
Всадник и всадница как будто забыли досадную поездку и заговорили друг о друге.
- Когда мы вернёмся в Валенсию, обещайте погостить у меня.
- А это прилично?
- Рыцарю всегда прилично оказать даме радушный приём.
- Тогда чудесно. Я обязательно вас навещу. Как только герр Вермеер соберётся...
- Нет, отдельно от герра Вермеера.
- Вы отказали ему от дома?
- Я не могу отказать себе в удовольствии побеседовать с вами наедине.
- Судьба уже в который раз к вам благосклонна, - с видом знатока Елена накручивала золотой локон на палец.
- Вы позволяете мне воспользоваться обстоятельствами?
- Угу, - протянула Елена с глубоким кивком.
- Скажите откровенно, - они ехали совсем близко, стремя в стремя, - вы хотели бы только беседовать?
- Скажу откровенно, - повернулась к мориску Елена, продемонстрировав лебединый изгиб шеи, - я сгораю от страсти.
Они свернули на постоялый двор.
<p>
III</p>
В письме домой Елена рассказала, что близко подобраться к Хуане ей не удалось. О том, что причиной этому - внушительное расстояние между двумя городами, девушка умолчала.
Она отправила это письмо, как и прежнее, ночью, с совой, и наутро на туалетном столике перед постелью уже лежал ответ. Ульрика убеждала дочь не отчаиваться и советовала вспомнить, что существуют способы остаться незамеченной, как то: изменить облик, например с человеческого на звериный или птичий, или вовсе сделаться невидимой. И благодарила за виды испанской столицы, нарисованные серебряным карандашом.
Матушка всегда была такой уверенной в себе, исполненной спокойствия и достоинства, что Елена завидовала белой завистью, тихонько сидя у подножья этой недоступной вершины. Ульрике было пятьдесят три года, и она до сих пор являла собой образец красоты. Она умывалась то молоком, то росой и знала сотню разных трав, чтобы поправить цвет лица после бессонной ночи, а пудру и румяна не жаловала. Она в них, собственно, и не нуждалась. Елена иногда пыталась представить, как будет выглядеть в её возрасте, но видела лишь старуху с крючковатым носом. Матушка утешала её, что расцвет будет поздним, но цветение - долгим. Елена не показывала, что верит, хотя втайне ей это льстило.