Рене удивлённо моргнула и нахмурилась.
– Звучит немного подозрительно.
– Пожалуй, – Хэмилтон улыбнулся, а затем резко облокотился на стол и сцепил под подбородком пальцы. – Тебе не хватает практики неотложных случаев. Оперировать мозг – это прекрасно и очень красиво, но, к сожалению, человек слишком сложен и хрупок. А потому, несмотря на пройденную программу, я хочу, чтобы ты снова отправилась в травматологию. Но теперь уже как хирург, а не студент.
– Можно договориться с главой нашего отделения. Не думаю, что у комиссии по резидентуре возникнут вопросы, – начала было Рене, но замолчала, как только заметила скривившееся лицо профессора.
– Эти оболтусы не покажут тебе ничего нового. Работать в столице провинции прекрасно по финансированию, но невероятно скучно для практикующего врача. Квебек слишком мал. Здесь одно и то же изо дня в день, а тебе нужна большая песочница.
Рене промолчала. Она прекрасно понимала, что такая долгая интерлюдия разыграна не ради попыток убедить её в разумности этого решения, а для самого Хэмилтона.
– Другая больница? – коротко спросила Рене. – А значит, другой наставник.
– Верно. Мой племянник…
Профессор замялся, и она прекрасно знала причину. Ту самую, по которой хромал Хэмилтон. Ту самую, по которой едва не погиб лучший из его учеников. И ту единственную, почему эти двое прекратили любое общение. Не сказать, что Рене была рада оказаться единственной посвящённой в чужую семейную драму, но взаимное уважение, которое перешло в крепкое доверие, вкупе с её патологической манией находить оправдания всем и всему, вынудили узнать своего наставника с другой стороны. Довольно некрасивой, слишком личной, впрочем, её секреты вряд ли были получше. И раз Хэмилтон решил с ней поделиться, значит, так нужно. Рене же оставалось лишь не потерять оказанное однажды доверие.
– Так вот, я просил его приехать сегодня, однако он оказался слишком занят. – Профессор откашлялся, что следовало понимать, как очередной отказ племянника разговаривать, и Рене тихонько вздохнула. Тем временем Хэмилтон продолжил: – И всё же мне удалось убедить нескольких коллег из Монреаля посмотреть на тебя, а потом шепнуть ему пару слов в твою пользу. Колин – великолепный хирург. И я говорю это как специалист, а не заинтересованное лицо.
Рене не сдержалась и покачала головой: она думала совершенно иначе. Из того, что ей было известно, при всей своей гениальности Колин Энгтан показал себя слишком обидчивым человеком. Но Рене была не вправе его осуждать и надеялась, что однажды тот всё же одумается. Дедушка (а в мудрости Максимильена Роше она не сомневалась) всегда повторял: если крови будет нужно, она вернётся в семью, сколько времени бы ни прошло. Конечно, он имел в виду Рене, сбежавшую из дома на другой континент. Но разве нельзя принять эту формулу за универсальную? По крайней мере Рене очень хотела.
– Я знаю, что ты скажешь, – профессор тепло улыбнулся. – Ты слишком добра ко мне и неоправданно строга к нему…
– Нет. В той аварии не было вашей вины, это просто случайность.
– Всё случилось из-за меня. Я не нашёл нужных слов, а Колин по молодости оказался слишком упрям. Впрочем, как бы то ни было… После него было много учеников, хороших, прилежных. Но только ты дала мне надежду и шанс что-то исправить. Ты очень талантлива, Рене. Это нельзя упускать.
– Поэтому вы хотите, чтобы я стажировалась у него? – Хэмилтон кивнул, а Рене грустно заметила: – Немного нечестно пытаться наладить отношения через меня. Вам так не кажется? Не буду ли я причиной, по которой конфликт станет лишь хуже?
– Дело не в отношениях, – профессор тяжело вздохнул. – Он лучший. Ты лучшая. И тебе нужна практика. Вывод напрашивается сам, не находишь?
– Но, если я правильно поняла… доктор Энгтан отказался?
Хэмилтон на секунду замялся, а затем твёрдо ответил:
– Я смогу его переубедить. Наша ссора тебя не коснётся. Обещаю.
Рене снова нахмурилась, пару раз сцепила и расцепила прохладные пальцы, повертела в руках стетоскоп, а затем тряхнула головой.
– Я всё равно попробую что-нибудь сделать. Вы же семья.
Она пожала плечами, дав понять, что в её системе координат ссоры между родственниками равносильны заболеваниям. А значит, без лечения не обойтись. И Рене уже собиралась высказать свою теорию вслух, но тут Хэмилтон рассмеялся, тяжело поднялся на ноги и подхватил с вешалки халат.