Если книга о Джейн Питтман охватывает век, то почти все действие новой книги Гейнса примерно того же размера укладывается в один день. В этот день с небывалой свободой звучат голоса негритянского сообщества — оно само словно получает голос. "И сошлись старики", оригинальный по замыслу роман-трагикомедия, раскрывает до самых глубин жизнь округа в прошлом и настоящем.
И тут Гейнс начинает с действия, причем за детективной завязкой есть и другая, куда более озадачивающая. Белый фермер Бо Бутан, сама жестокость и рвачество, давно ненавистный неграм, застрелен во дворе Мату, уважаемого человека в деревне. Как будто нечего и расследовать, все ясно. Но двор Мату наполняется старыми неграми, и каждый утверждает, что именно он убил Бо. Когда приезжает шериф, допросы оборачиваются фарсом: не арестовывать же всех, кто взял вину на себя! Стена черных стариков с дробовиками — это, однако, завязка того необычного театрального действия, в котором солоно придется шерифу, тертому представителю ''закона'' на расистском Юге. Застывшая группа на крыльце и у дома поразит всех либерально настроенных белых, которым доведется ее увидеть. Конечно, это мирное воинство не лишено комизма: не только шериф может усомниться, что дряхлые старики — все подряд снайперы. Но собравшиеся вместе негры с дробовиками — тут и соседи, и старые знакомые, приехавшие сюда издалека, — производят нешуточное, даже фантасмагорическое впечатление: что-то сдвинулось на Юге, еще вчера это было немыслимо. То-то добрая мисс Мерль твердит, что никогда в жизни не видела ничего подобного. И сейчас не верит своим глазам. А мы узнаем, что сошлись немощные старики, достойные высокой трагедии. Кому за семьдесят, кому за восемьдесят, но каждый свободен распорядиться своим последним часом. Они готовы здесь умереть, встретив не только "закон", но и привычное южное беззаконие: у отца убитого Бо Бутана черная слава линчевателя.
Скульптурная группа, на которую здесь падает свет, — основной образ романа, его эмблема. Такие группы по ходу действия своих книг любил выделять и описывать Фолкнер, сравнивая их с фигурами на греческом фризе. Это сравнение мы находим и в романе "Когда я умираю", давшем очевидный творческий импульс новой книге Гейнса. Там история бедных фермеров, чьи несхожие характеры представляют все разнообразие человеческой природы, раскрывалась в сюите кратких монологов, это был роман со многими рассказчиками. И у Гейнса история косноязычных стариков, представляющих достоинство и полноту жизни в краю страха, выясняется из серии небольших монологов, и тут масса рассказчиков. А поэтически выделенная, наподобие фолкнеровских "фризов", группа, которая приковывает наше внимание в романе, — уже из другой эпохи, после Фолкнера: это образ сегодняшнего Юга.
Перед нами пейзаж запустения: заросшая сорняками дорога у двора Мату. И вся деревня может даже напомнить заброшенный город на Западе, так сказать, киноштамп запустения — не хватает только перекати-поля на дороге. Но это не единственный ландшафт романа. Есть негритянское кладбище, где хоронили еще во времена рабства; старики останавливаются здесь, у заброшенных могил, — под ногами хрустят желуди и орехи, — и их обступают общие щемящие воспоминания. Это место еще принадлежит им, а вот реку Сент-Чарльз, у которой они росли, у них отняли. За нынешним местом действия открывается то, что было прежде, когда они тяжко работали на земле, но в их жизнь входила красота сада, леса, реки.
В начале романа время действия бытовое: шериф спешит на рыбалку, у него считанные часы. Скоро, однако, оно сменяется историческим: ему приходится выслушивать рассказы о прошлом, неизменно переходящие в твердое и невероятное признание: "Я убил Бо". Да, у многих тут давние основания посчитаться с семьей линчевателей. Начиная с дядюшки Билли Вашингтона, чей сын, солдат антифашистской войны, был избит "дома", на Юге, до полной потери рассудка. И до Такера, чей брат, последний здесь черный издольщик, с упряжкой мулов вздумал тягаться с белым на тракторе, да еще опередил его, за что и был забит до смерти. День расследования в Маршалловой деревне становится днем исторического расчета, и шериф на глубоком Юге оказывается ответчиком.
Он пытается отстранить эту вырвавшуюся наружу правду: что говорить о минувших десятилетиях, все это уже быльем поросло. И получает колкий ответ от языкастой старухи из той же группы: не такая уж здесь тишь да гладь, не так уж все изменилось. Ведь на демонстрациях-то всегда погибали люди. Конечно, расистское прошлое цепко. Но описанная Гейнсом удивительная сходка стариков — под стать тем памятным демонстрациям 60-х годов и тоже представляет Юг необратимых перемен. Ведь герои писателя идут на свое опасное дело как на праздник, освобождаясь от векового страха и вековой пассивности. Во всей сегодняшней жизни черного меньшинства Гейнс остро ощущает прилив нравственных сил, повышенное чувство независимости и достоинства. Этим ощущением проникнута и эта его вещь, где действуют герои, издавна и досконально известные автору.