Джоджо остановился по диагонали от кассы, на другой стороне улицы. Он не считал по головам, но предположил, что перед домом толпится человек тридцать пять — сорок как минимум. И это за два часа до начала шоу, о чем говорил потертый рекламный щит у обочины.
И весь этот шум ради второсортного «гигиенического фильма»?
Джоджо поплыл вверх по тротуару, пока не оказался напротив толпы. В ней стояли, как выяснилось, одни женщины, от первой и до последней, — сморщенные от солнца, потные от жары; многие были ему знакомы: мало кто на его месте, прослужив столько лет в маленьком городке, не знал бы каждого в лицо. Поначалу Джоджо решил, что единообразие продиктовано войной, но вспомнил, что Литчфилд не славился недостатком молодых парней. Пожалуй, единственный, кто мог быть призван на военную службу, — Эдди Мэннинг, но это все равно значило, что оставалась куча Томов, Диков и Харрисов на представление в среду. Джоджо внимательно взглянул на рекламный щит и осознал, что он гласит: «Только для женщин и старшеклассниц». В его поле зрения была куча и тех и других: Тэмми Хофф и Мэгги Паркер, а также ее сестра Лула (или Лола?), от которой еще в тридцать девятом было море проблем — за нее братья Барнс стрелялись, один из них вроде даже ноги лишился. Джоджо полагал, что сестрица Мэгги нюхнула за жизнь порядочно пороху, и тем не менее вот она, в компании взволнованных и вроде слегка встревоженных женщин, ждет своей очереди убедиться воочию, из-за чего весь сыр-бор.
Любопытно.
Джоджо приметил начало следующего представления — мужского — и продолжил свой путь вниз по Мейн-стрит, пока не добрался до перекрестка с Линч-стрит, где свернул налево и побрел дальше. Лавка Арнольда Така находилась неподалеку, а Джорджия Мэй Бигби вот-вот должна была прийти на ланч.
Джорджия лежала на боку, поджав ноги и обмахиваясь потрепанным журналом с Кларком Гейблом на обложке. Ее грудь сверкала в лучах солнечного света, льющегося сквозь жалюзи, а каждая капелька пота, словно крошечный бриллиант, подчеркивала роскошное декольте, выпирающее под нежно-голубой ночнушкой.
Джоджо, в свою очередь, сидел в плетеном кресле возле комода, выкуривая одну из сигарет Джорджии — «Дабз», с кокетливым розовым кончиком. Он снял пальто и шляпу, в остальном оставаясь одетым и отстраненно наблюдая за ней, будто бесправный посетитель пип-шоу.
— Значит, ты пришел не за мной, — молвила Джорджия. Это был не вопрос.
— Конечно, за тобой.
— Но не ради того, чтобы… ты понимаешь, о чем я говорю. — Она провела журналом вдоль своего тела, выпрямляя ноги и, видимо, воображая себя самой роскошной моделью в центре выставочного зала.
Джоджо ухмыльнулся.
— Нет, боюсь, не за этим.
— Жарковато, однако, — сказала она, возвращаясь к обмахиванию журналом. — Не зря я все-таки сняла платье. Не знаю, как ты еще жив в костюме в такое время года.
— Это униформа.
— У всех она своя, не так ли?
— Вроде того. Но я тебе скажу, пупок и очко тоже у каждого — свои.
Краска залила лицо Джорджии. Она нахмурилась.
— Ты, наверное, и когда малышом был, носил этот чертов костюм. Держу пари, родился в нем. Не было у маленького Джоджо штанишек на лямках… нет-нет, только не у него.
Вместо ответа он затянулся сигаретой с розовым фильтром. Почти догорела, надо бы запалить новую.
— У тебя есть что-нибудь выпить?
— Сивуха какая-то, — бросила она с презрением. — Один парень оставил ее тут с месяц назад нетронутой. Принес в коричневом бумажном пакете, рассчитывал надраться, но так разнервничался, что, наверное, совсем о ней забыл.
— Больше ничего нет?
Джорджия пожала плечами.
С кухни она принесла пару пыльных бокалов для виски и поставила по обе стороны от бутылки. Да, судя по самопальной этикетке, то еще дешевое пойло. Джоджо, скривив губы, наполнил-таки бокалы.
— Нет, сладенький, мне не надо, — открестилась Джорджия.
— Тогда я оба опрокину.
Сделав первый глоток, заметил губную помаду на краю стакана. Он ничего не имел против. Так, разве что отчасти. Сделал еще один глоток и поморщился. Пойло — иначе и не назовешь.
— Я же говорила, — поддела его Джорджия.
— Будь твой нервный парень джентльменом, принес бы что получше.
— Конечно. Мог бы и цветы захватить. И сказать, что я напоминаю ему матушку…