Палачи обнажают изувеченное тело приговоренного к смерти. Его кладут спиной на бревно, которое он тащил от претории. Раскидывают в стороны его руки, как крылья альбатроса, и торопливо прибивают их к дереву. Сосновое бревно небрежно обтесано и усеяно струпьями коры и острыми зубьями щепок. Палачи, орудующие молотками с ловкостью кузнецов, бьют по шляпкам гвоздей. Гвозди пронзают кожу, ткани, нервы, дробят мелкие кости ладони. Ручейки крови струятся из перебитых вен. Пальцы судорожно скрючиваются, как корешки, а большие пальцы, словно вывихнутые, топырятся в сторону. Палачи привязывают веревкой перекладину вместе с телом Иисуса к голому стволу, который одиноко высится на холме в ожидании двух своих ветвей, и столб становится крестом. Так же, как прибивали руки, прибивают болтающиеся ноги: пронзая мускулы, разрывая нервы, разбивая кости, проливая ручьи крови. Во время этого действа жрецы Каиафы трясутся в патриотическом экстазе: они убивают одного человека, чтобы спасти целый народ. «Ты, разрушающий храм Божий и снова созидающий его в три дня, спаси себя, сойди с креста!» — говорят они. «Если ты Сын Божий, если ты угоден Богу, пусть Он избавит тебя теперь», — говорят они. Солдаты Пилата чуть не падают со смеху и ждут минуты, когда смогут поделить между собой одежду умирающего. Обессиленный, полумертвый Иисус едва шевелит губами, тщась произнести слова покаяния.
Рядом высятся еще два креста, на которых висят мужчины, как и он, приговоренные к смерти. Иисус не видит их, но слышит их проклятия и хриплые стоны. Это два зелота, последователи Вараввы, которые должны были быть распяты со своим вожаком, но Пилат распорядился иначе. На дощечке, где указана их вина, кратко написано: «бандит». Так именуют римляне всякого, кто участвует в мятежах против власти цезаря. Это же слово должно было стоять и на дощечке Иисуса, если бы не злокозненность Пилата, придумавшего издевательскую фразу. Одного из обреченных зовут Димас, и он очень известен в бедняцких кварталах Иерусалима. Имя другого осталось тайной: он отказался отвечать на допросах в претории и не выдал себя под пыткой. Оба в криках изливают муку, но люди слышат не жалобные вопли, а дикий рев проклятий.
Иисус Назарянин не кричит. Молча страдающий, обливающийся кровью и потом, он терзается еще и жаждой, мучающей всех распятых, жгущей нутро каленым железом. Он видит облака, слышит шум, ощущает свои страдания, но гвозди обрекают его на неподвижность, руки не могут отогнать даже мух, облепивших раны; когда ноги тянутся к земле, которая от них так далека, пытка становится невыносимой, боль пуще того обостряется. Там, внизу, горланят торговцы съестным, тявкают собаки, спорят из-за его хитона солдаты, плачет и целует его ступни Мария Магдалина, непрерывно бьет в барабан мрачный карлик. В его мозгу, бесконечно страдающем, и по его губам, бесконечно сухим, легким отзвуком скользят строки псалмов Давида, которые Иосиф, его отец, читал ему в Назарете: Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня? Боже мой! Я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне ночью, — и нет мне успокоения... Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет... Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои... Поспеши на помощь мне: избавь от меча душу мою и от псов...
Смерть наступает неторопливо, по капле вычерпывая жизнь изнурением и жаждой. Один из солдат прикоснулся губкой, смоченной в уксусе, к его рту. Воздух уже не проникает в опавшие легкие; голова болит больше всех ран, дуновением проносится стих Давида: «К Тебе, Господи, возношу душу мою. Боже мой! на Тебя уповаю...» В начале псалма сердце разрывается, он роняет голову на грудь и умирает.
Мария Магдалина
Из всех учеников не бросила Иисуса после взятия его под стражу одна только Мария Магдалина, женщина, которая теперь рыдает и целует ему ступни, скорчившись у деревянного креста.
Мария родилась в Магдале, в поселке рыбаков на берегу Генисаретского озера, в семье зажиточного владельца пшеничных полей, оливковых рощ, виноградников и многих рыбачьих лодок. Позже семья переселилась в Тивериаду — город, воздвигнутый тетрархом Иродом Антипой во славу императора Тиберия. Ирод Антипа перенес столицу Галилеи из Сефориса в Тивериаду, построил в новом городе роскошный царский дворец, великолепные термальные бани, стадион для олимпийских игр, снабдил столицу советом — или парламентом — из шестисот членов; открыл школу, где обучением занимались раввины, а также другие школы, где изучали латынь и греческий язык. Ирод Антипа всячески старался заманить сюда именитых посетителей. Богатые евреи, устремлявшиеся со всех сторон в Иерусалим на праздники, обычно не миновали пышного портового города Галилеи, чтобы посмотреть турниры атлетов, испытать блаженство в термах, почтить своим присутствием пиры, которые устраивал в своем дворце тетрарх. Приезжали иноземцы из Сирии, с Кипра, из Каппадокии, из Фракии, из Аравии, из Египта, и все возвращались домой с уймой подарков и ярких воспоминаний. Но более всех расцвету города Ирода Антипы содействовали римляне и афиняне: Рим был колыбелью войн, а Афины — колыбелью идей. В школы Тивериады из Греции приглашали учителей музыки, танцев, истории, ваяния и всяческих наук. Познание вызволяет человека из тьмы и мира суеверий, наслаждение и счастье суть конечная цель нашего бытия, поверхность всех вещей источает флюиды, проникающие в наш мозг и открывающие нам образ мироздания; истина состоит в том, что открывают нам наши чувства (даже когда мы спим), — такую философию несли эллинские менторы молодым галилеянам, устремившимся в их аудитории.