- Только деда? — невинно поинтересовался гость, и царь озадаченно замолк.
- Кхм… — наконец проговорил он. — Что–то раньше я таким вопросом не задавался… Да нет, конечно же деда! Исключительно! Нельзя же быть таким подозрительным, Еремей Батькович!..
Хотя по загорелому мужественному лицу полководца и было видно, что у него по этому поводу особое мнение, он вежливо улыбнулся и пожал плечами.
По его особому мнению, лирики на этот день было предостаточно.
Пора было переходить к стратегии и тактике.
Дед Зимарь оглядел себя в зеркале придирчивым взглядом, охнул, надвинул повязку на глаз, поправил на черной, почти совсем не красящейся стальной груди камень ценой в миллион на позолоченной собачьей цепи и остался доволен.
- Ну, как, голубок, похож я на царя Костея? — гордо поворачиваясь то правым, то левым боком перед бесстрастным зеркалом, спросил он у эксперта.
- Нет, — не задумавшись ни на секунду, ответил голубок.
Дед изумлено замер.
- Это… почему? Али камень не так блестит? Али доспехи другого покрою? [234] Али цепь короткая?..
- Да нет, дедушка Зимарь, — терпеливо, как малому ребенку, стал объяснять очевидное для всех, кроме него, мальчик. — Всё блестит, всё как надо и цепь самое то. Только…
- Что?
- Только всё равно вы на него не похожи… Добрый вы… у вас лицо доброе… и глаза… глаз, то есть… тоже добрый… А на Костея взглянуть просто — и то боязно. А вы…
Дед Зимарь не знал, радоваться ему или огорчаться.
- И что же мне делать? — растеряно спросил он у зрителей.
- Ну… Я бы попробовал представить себе что–нибудь неприятное, отец, — посоветовал вдруг Панас. — Чтоб разозлиться.
- Неприятное?.. — рассеяно повторил дед и задумался.
- Может, гадюку? — предложил Саёк.
Морщинки старика умильно разгладились.
- Хм… Тогда… муху в супе?
Умиление уступило место жалости.
- Или болезнь страшную?..
Сочувствие.
- Труп месячной давности!
Брезгливость.
- Умрунов!
Воинственность.
- Осадную башню?
Тревога.
- Десять новых осадных башен!
Любопытство.
- Костяного царя! Представьте себе, отец, что вы видите перед собой его собственной костлявой личностью, а он вам еще и говорит, что…
Что именно говорил гипотетический костяной царь деду Зимарю, Панас договорить не успел, так как осекся и прикусил язык.
Саёк тоненько ойкнул и попятился спрятаться за зеркалом.
Если бы у зеркала были ножки, а не подставка, оно бы попятилось спрятаться за Сайка.
Эффект был достигнут.
- В–в–вот т–т–теп–п–перь… п–п–п–похожи… — без необходимости сообщил испугавшемуся самого себя деду царский курьер из своего укрытия.
- Если он… этот ваш костяной царь… и впрямь так выгладит… — обрел вслед за ним дар речи и старший прапор–сержант, — я из арсенала всё отдам… без ордеров… без регистрации… день и ночь выдавать буду… только прогоните его от нас подальше… змеиного сына…
- И это… т–тренироваться вам н–надо… чтобы п–привыкнуть… — пискнул Саёк. — П–походите так… г–где–нибудь… д–до вечера…
- Ага, — энергично согласился Панас. — Где–нибудь. Потому что если я вас в таком виде невзначай в своих владениях увижу — меня с работы трупом вынесут.
- Л–ладно, — кивнул дед Зимарь, помял пятерней занемевшее от выражения непривычного чувства лицо и представил себе Костея еще раз.
Тренироваться — так…
- Панас Петрович!.. Панас Петрович!.. — раздался заполошный женский крик в коридоре, и через миг вслед за криком в арсенал ворвалась пухленькая растрепанная испуганная девушка.
- Что случилось, Дуся? — заботливо подхватил ее под руку Семиручко, чтобы та не споткнулась о россыпь булав, приготовленных к передаче в действующие войска. — Что ж ты кричишь, словно ошпаренная? Ты ж…
- Да это не я, это Любка с Дашкой!.. — едва не плача, выговорила, задыхаясь от бега и волнения, девушка.
- Что — не ты? — не понял Панас, но до деда Зимаря всё дошло очень быстро.
- Тебя, горлица, за мной послали? — шагнул он к Дусе.
Та взвизгнула, отпрыгнула и оказалась в объятиях Панаса.
Тот, похоже, особо и не возражал, но до его чувств тут никому сейчас дела не было.
- Да не бойся, девица, я это… перед представлением тренируюсь… — поспешно вернул нормальное выражение лица дед Зимарь, и Дашка перевела дух.
- Д–да… з–за вами… вы — дед З–зимарь, целитель з–заграничный? У нас д–девчонки обварились… с–срочно… просит тетя В–восифея…
- Так бежим скорее!.. Веди, показывай, как на кухню пройти! — кинулся вперед молодой поварихи старик, потом повернулся и крикнул Сайку: — Помоги дяде Панасу порядок тут после нас навести, голубь, ладно?..
Довольный распоряжением, позволявшим ему оказаться на совершенно законных основаниях в мире его детской мечты — в самом настоящем царстве оружия, курьер радостно ответил «ага!», и скорая знахарская помощь, гулко топоча по каменным плитам коридора, понеслась в сторону кухни…
- …Сегодня–то у помощника моего, Афанасия, много этой мази не будет, но на ночь хватит. А к утру он, если мне самолично недосуг будет, еще сготовит. И пусть тогда кто–нибудь завтра в лазарет у сабрумайских ворот придет, и я или он — кто на месте окажется — еще этой мази дадим, для пичужек ваших сероглазых, — инструктировал дед Зимарь за большущей чашкой чая со сладкой шаньгой шеф–повариху тетку Восифею, обширную краснощекую женщину лет сорока, с волевыми зелеными глазами и толстой каштановой косой.
Пострадавших девушек, полусонных и уже не чувствующих боли, увели в их комнатки — отдыхать и набираться сил. «Днем человек калечится, а во сне лечится», — не уставал повторять дед Зимарь, и сделал это простое правило своим главным принципом лечения.
- …Так что, ничего страшного с ними не случилось, так им и скажите, ласточкам вашим, до свадьбы, как пить дать, заживет, — говорил дед поварихе, доедая последний кусок шаньги и рассматривая задумчиво тарелку пирожков с вишневым вареньем на блюде перед собой, как вдруг дверь кухни распахнулась.
Вбежал, размахивая руками, взволнованный седобородый мужик, резко остановился у порога, замер, словно у него кончился завод, и стал лихорадочно шарить по громадному залу испуганными глазами.
- Здесь я, здесь! — дед Зимарь быстро встал, помахал рукой и, с сожалением в последний раз окинув прощальным взглядом горку румяных пирожков, поспешил к незнакомцу.
- А откуда вы знаете?.. — удивилась повариха.
- А рыбак рыбака издалека примечает… — вздохнул старик.
Седобородый уже мчался ему навстречу.
- Егорка там наш, у парадного, короб нес, поскользнулся на луже застывшей, и ногу сломал!..
- Веди, — коротко ответил дед.
Даже не выходя из парадного, дед Зимарь увидел корчащегося на мостовой парня, кость, торчащую из голенища сапога, и всё понял.
- Беги, принеси две дощечки длинных, тряпки, чтобы их примотать и носилки сооруди, — отдал он торопливо наказ, и седобородого как ветром сдуло.
А дед выскочил на улицу и побежал, перепрыгивая по мере сил и возможностей коварные затвердевшие от первого морозца лужи, к Егорке, и склонился над ним.
Он взял белое от боли лицо парнишки в ладони, впился взглядом в его глаза и быстро прошептал заветное слово.
Молодой грузчик всхлипнул, вздрогнул и затих.