— И что же?
— А то, что прямо перед смертью Изабелла повелела разыскать служанку. Служанку разыскали. И та подтвердила, что Тибальд и есть сын Изабеллы. Оказалось, что младенец был жив и служанка не бросила его в лесу. Тогда Изабелла пришла в ярость и повелела бросить Варту в урочище Максимилиановой арены.
— Да, я что-то такое слышал. Но зачем вы мне это рассказываете?
— Затем, что по словам лорда Тюлирье, он исполнил поручение королевы. Варта была брошена в яму к гиенам. Вот только…
— Что только?
— Два дня назад я видел Варту.
— То есть как видели? Живую? Как же она уцелела после ямы?
— Никак. Она не уцелела.
— Я не понимаю.
— Варта мертва. Но я видел её тело. И умерла она не от того, что очутилась в яме. А от того, что кто-то перерезал ей горло в лесу.
— И… и что все это значит?
— Я не знаю.
— Что значит, вы не знаете? Но для чего вы мне все это рассказали?
Вертезий потянул плечами.
— Вы спросили — я и рассказал.
— Нет, подождите. Я не понимаю. Вы утверждаете, что служанку зарезали в лесу. Так? То есть выходит, что этот Тюлирье солгал? Выходит, он отвел служанку в лес и там зарезал. Но для чего?
— В том-то и дело, что не для чего. Ему нет никакого смысла лгать. Он уверен, что бросил старуху в яму.
— Это… довольно странно. Может, вы что-то спутали? С чего вы взяли, что старуха, которую вы видели в лесу та самая? Мало ли старух на свете?
— С того, что я хорошо знал её и она та самая.
— Ну, допустим. И где же она теперь?
— Кто?
— Проклятие! Старуха ваша. Кто еще?
— Все там же.
— В лесу?
— Ну да. В лесу.
Вечером мы с Вертезием пошли в лес смотреть старуху. Никакой старухи там, конечно, не было. Ночь я провел без сна и постоянно думал об этой чертовой старухе и о нашем странном разговоре. А уже на следующее утро благополучно обо всем забыл.
Едва ли я бы когда-нибудь вспомнил об этом разговоре, если бы не письмо полученное мной на следующее утро после отъезда Галатеи. Письмо и события, стремительно последовавшие вслед за тем. Странно устроена человеческая память. Можно годами не вспоминать о каком-то человеке. А потом раз, вдруг что-нибудь случится, и человек возникает перед тобой как воочию.
Было так. Я сидел за столом и в тусклом свете восковой свечи перелистывал записи лорда Д’Астена. По-хорошему, нужно было позвонить слугу и приказать принести еще свечей, но мне было откровенно лень. К тому же уже светало.
Дневник Поля я нашел среди его вещей в телеге и с тех пор перечитал бессчетное число раз. Мне не давал покоя один вопрос: зачем старик просил его найти Феврония? почему не сделал этого сам? зачем ему понадобился лорд Д'Астен?
Вот уже несколько часов я тер виски и с раздражением перелистывал страницы. Ночь я провел практически без сна, по случаю чего голова шла кругом и перед глазами то и дело расплывались пятна. Должно быть, именно поэтому я не сразу услышал стук в стекло. Вернее, я его услышал — и только тогда понял, что стучали уже несколько минут. На карнизе сидела птица и била клювом по стеклу. Несколько мгновений я с изумлением её разглядывал и наконец, заметил, что к лапе птицы прикреплена записка. Всё-таки у богов плохое чувство юмора. Вот что я прочем, дрожащими руками развернув листок:
Достопочтенный Энцио,
Если вы это читаете, скорее всего, меня уже нет в живых. Я знаю, что за мной следили с тех пор, как я уехал из столицы. Знаю, мне не следовало уезжать так скоро. И все же я не мог терпеть.
Первые подозрения о том, что что-то тут не чисто, заронились у меня, когда я узнал об обстоятельствах гибели дозорных на Башне Аурелиана. Эти подозрения окрепли, когда вы рассказали мне о том, как был убит лорд Д’Астен. Невероятное воскрешение служанки стало последней каплей. Наконец, я понял, что произошло.
Для того, чтобы убедиться в правильности моей гипотезы, я отправился на Север. К тому самому монастырю, где старик держал Феврония в плену. Два дня я бродил в окрестностях монастыря и, наконец, нашел то, что искал. Мои самые страшные опасения подтвердились. У меня нет ни времени, ни сил возвращаться в столицу, чтобы поведать вам лично о своем открытии. Вся моя надежда на птицу. Надеюсь, что ее не перехватят и это письмо до вас дойдет.
Я не стану пересказывать вам всю цепочку рассуждений, которая привела меня сюда. Как я уже сказал, у меня нет на это времени. Поэтому я перейду сразу к сути. Знаю, вы решите, что я сошел с ума. Но я вас заклинаю, Энцио, поверьте, я в добром уме и твердой памяти. Я знаю, что я видел. И я заявляю вам со всей ответственностью: Февроний мертв.
Я обнаружил его тело в поллиге от монастыря. Его лицо обезображено, часть плоти поели дикие звери — но я уверен, это он. Так же как я уверен, что старуха, которую я обнаружил неделю назад, была Вартой.
Как это возможно? Скажу вам честно, Энцио, я не знаю. У меня нет ответов. Единственное, в чем я убежден, что мальчик, которого вы привезли в столицу не Февроний. А еще я убежден, что вам грозит опасность. Если Февроний мертв — а в этом я удостоверился своими глазами — вы единственный законный наследник трона, Энцио. Я уверен, что вскоре вас попытаются убить. Спасайтесь, Энцио, если ещё не поздно. Бегите на Мелос, в Неведомые земли — куда угодно. Спасайтесь, если можете. Что до меня, мое время вышло. Они нашли меня. Я пишу это письмо, закрывшись в монастырской башне. Спасайтесь, Энцио. Для меня надежды на спасение уже нет…
Подпись: придворный провидец Эола, Вертезий Флакк.
***
Тронный зал был забит до отказа. Купцы, вельможи, лорды, ремесленники, крестьяне, проходимцы — вся знать и падаль со всего Эола слетелась, чтобы поглазеть на суд. Гул, хохот, крики. Скучающие гвардейцы по периметру. Все как и положено при таких мероприятиях.
Настроение у публики было самое что ни на есть прекрасное. Отчасти оттого, что люди в принципе чрезвычайно любят поглазеть на то, как их ближнего сжигают на костре, вешают за шею, четвертуют, ну или хотя бы приговаривают к подобным процедурам. Что может быть волнительнее, чем мысленно ставить себя на место осужденного, искренне трепетать в ожидании приговора, а потом раз — и вместо петли или эшафота возвращаться преисполненным энергии и новых впечатлений к своим обыденным делам? Это как в театре только много лучше. Потому что в отличие от театра тут-то все по-настоящему и актеров в конце концов казнят.
Да, настроение у публики было самое что ни на есть прекрасное. Но не одной только любовью столичных щеголей к кровавым зрелищам был обусловлен всеобщий ажиотаж.
Любовь к кровавым зрелищам была лишь первой бутылью с маслом, что подогревала огонь всеобщего предвкушения. Была еще и другая. А именно: чрезвычайно любопытный слух, прошелестевший по столице накануне.
Согласно этому слуху на суде должно произойти что-то такое, что открылось во время предварительного следствия и что станет для всех большим сюрпризом.
— Сюрпризом? — переспрашивали недоверчиво.
— Да, и ещё каким! — отвечали с многозначительной улыбкой.
— Неужели? И что бы это могло быть?
А вот что бы это могло быть, почему-то никто не знал и завсегдатаем трактиром приходилось почем даром ломать голову. Они нашли настоящего убийцу короля? Королева жива? Король жив? Голова у всех шла кругом. Версии выдвигались самые различные. Вплоть до уже совершенно фантастических. Вроде той, что на Эол с Севера движется несметное войско мертвецов под предводительством говорящего дракона. Словом, словом.
Словом, все в столице грызли ногти и изнывали от нетерпения. Что же будет? Что же будет? Были разумеется и скептики, которые говорили, что ничего не будет. Что слух распустили спекулянты, которые через коррумпированных гвардейцев торговали билетами на представление в тронном зале. Билетами, надо сказать, и правда торговали. Однако, по поводу собственно слуха скептики, как это ни странно, были не правы. Не на пустом месте возникла интрига. Ох, не на пустом.