Не буду рассматривать ни жизненных обстоятельств, ни отношения к жизни каждого из выведенных в романе жильцов дома, — читатель легко разберется в них сам. Но отмечу то общее, что проглядывает в их жизни и поведении, как бы они ни были и ни казались различны: эти люди одиноки, разобщены, бесконечно зависимы от условностей общества, в котором живут, не осознают самих себя и своей личности, подстраиваясь под стереотипы, выработанные этим обществом, ломая и корежа самих себя и своих ближних. И, следовательно, в той или иной степени в каждом из них заложена личностная и общественная пассивность, таится и тлеет опасная возможность беспрекословного, а может быть, и радостного подчинения чужой воле и приказу, отказа от своей воли, от собственной ответственности. Та самая возможность, которая, некогда превратившись в реальность, создала Берга и ему подобных.
Среди многочисленных определений зла, созданных человечеством за его многовековую историю, есть и такое, принадлежащее греческому философу Платону: зло есть «несуществование добра». Можно усмотреть в нем излишний ригоризм, чрезмерную требовательность к человеку, во всяком случае, оно кажется таковым, если применить его к будням людского существования. Бээкман говорит и пишет не о буднях, а о жизни человека в эпоху экстремальную, когда жизненное поведение человека так или иначе сказывается на решении вопроса: быть или не быть дальнейшей истории человечества, дальнейшей жизни на Земле? Для того чтобы катастрофа не разразилась, большое, если не главное, значение имеет сопротивление человека роботизации, необходимость для него быть и оставаться человеком, личностью с невысушенной, невытоптанной душой, индивидуумом, способным, насколько это возможно, воплотить в жизнь свои таланты и прекрасные нравственные качества, активным поборником и проводником добра. Горе, страдания, гибель человечеству несут не только и не столько апологеты и практики прямого, голого зла, вроде капитана Берга и его руководителей. В них окажутся повинны и те, кто ни горячи, ни холодны и, словно глина, покорно принимают любую форму, покорно впускают в свою душу злые начала. Эту не новую, но жгуче современную мысль несет в себе роман В. Бээкмана «Ночные летчики».
Переходя от «Ночных летчиков» к роману «И сто смертей», читатель попадает не только в мир иной реальности, но и в иной художественный мир. В «Ночных летчиках» многое символично, за каждой деталью быта и человеческих отношений скрыты большие системы: философские, политические, общественные, — за каждым человеком стоят большие сообщества, сословия, общественные прослойки. Берг здесь — и реальный капитан реальной армии, и олицетворение прусского и фашистского мироотношения. Эльмер Андерсен — и реальный человек с такими понятными заботами и мечтами («Неосуществленная мечта, мир высокой науки, внушающие трепет международные симпозиумы и, быть может, даже маячившая на горизонте Нобелевская премия — все это было переадресовано первенцу, который должен был уж наверняка достичь того, что не удалось отцу» — как не понять, как не посочувствовать этому высокому стремлению, как не погоревать вместе с ним, что мечта эта пошла прахом), и олицетворение мещанской тяги к суперменству, к возвышению над себе подобными, достигающемуся любой ценой, на любых путях. Островок, на котором разместились Берг, Коонен и Клайс со своим самолетом, — это и реальный каменистый выступ где-нибудь в Норвежском или Гренландском морю, и символ их отъединения от мира, от людей, осколок войны в теле мирной жизни.
В романе «И сто смертей» нет такой густой символики. Она присутствует лишь постольку, поскольку она присутствует в самой жизни, где иное явление или событие как бы концентрирует в себе смысл прошедшего, настоящего или грядущего. Перед читателем проходят обычный мир, обычные люди Впрочем, слова «обычный мир», пожалуй, мало применимы к той поре в жизни советского народа, которая описана в романс, к июню — июлю тысяча девятьсот сорок первого года.
Июль сорок первого дал название известному роману Григория Бакланова и тему еще нескольким произведениям советской многонациональной литературы Появление каждого нового произведения об этом времени, в том числе и романа Бээкмана, показывает, что многое здесь еще не исчерпано, не познано, не описано, просто-напросто неизвестно, что многочисленны нравственные и художественные ракурсы, в которых можно рассмотреть эту тему.