Так он и не знал, является ли остров со своим LQ86 одиночкой или по седой бескрайности арктических вод разбросаны еще и другие скалистые прибежища.
В одну из пятниц первого года, когда они вернулись с боевого полета, остров вдруг оказался безлюдным. Медленно выполз LQ86 из висевшей над Европой легкой сумеречной мглы, без труда и почти что без помощи компаса разыскал при бледном свете полярного дня каменистый выступ, ожидавший его среди пустынного моря. Но, когда колеса самолета, как обычно, остановились в тридцати метрах от берегового обрыва, никто не заторопился навстречу. Берг откинул колпак, вылез на крыло и впервые скользнул по неприветливому пустынному окружению тем тоскливым взглядом, которым он впоследствии вынужден был вновь и вновь окидывать остров.
Уже несколько недель среди команды распространялись неопределенные слухи о том, что война, мол, скоро закончится. Кивали на радиоприемник, который доносил сквозь вой, свист и треск атмосферных разрядов обрывочные сообщения, возвещавшие о скором мире. Берг, как старший по званию офицер на базе, решительно пресек подобные разговоры. Он прекрасно сознавал, что солдат, который только и дожидается, что завтра объявят мир, сегодня уже не захочет рисковать. Для него, Берга, существовал только приказ. Пока не поступало другого, действовал старый.
Главный штаб молчал. Нарушить предписание и обратиться за разъяснением? Один раз Берг отважился на это. Но ответ на его радиограмму с вопросом, что делать дальше, был односложен и резок, как удар хлыста: «Ждать!». И капитан зарекся раз и навсегда задавать ненужные вопросы.
До начала мая по четвергам после полуночи на установленной волне звучали позывные LQ86, за которыми следовали координаты очередной цели. Повторив их дважды, бортовая рация опять умолкала.
В течение всего месяца мая Берг, не слыша в наушниках привычных позывных, сбрасывал бомбы по координатам прежних целей. Это не казалось ему нарушением приказа. Наоборот, именно в этом он ощущал дух непреклонного приказа: сражаться! К этому он был подготовлен всей предшествующей службой. Он ждал, как от него требовали, но в то же время он действовал.
Разрушенные города, по которым прокатилась война, средь ночи потрясали одиночные внезапные взрывы. Люди считали, что это бомбы замедленного действия либо фугасы с часовым механизмом. Если кто-то из жителей и слышал гул. самолета, то никак не связывал его со взрывами — ведь война только что закончилась и поэтому бомбардировщики просто не могли снова появиться над городами.
Летчики так и не узнали, заходило ли на остров какое-нибудь судно, снявшее весь его наземный персонал, или же солдаты сами махнули на все рукой, сговорились, погрузились на единственную моторную лодку острова и взяли курс в район предполагаемых морских путей. Добраться до берега у них бы ни за что не хватило горючего, даже в том случае, если море и смилостивилось бы над ними. Может, их по счастливой случайности в конце концов подобрало какое-нибудь проходящее судно, а может, они так никогда и не добрались до берега..
Как бы там ни было, но обслуживающая команда, перед тем как покинуть остров, по своей ли инициативе или по чьему-то распоряжению открыла двери склада боеприпасов и сбросила бомбы в море. Об этом поведали следы от тележки на обомшелых камнях. Море яростно лизало скалы, не оставляя ни малейшей надежды вернуть что-либо.
С помощью ручной лебедки экипаж закатил самолет в укрытие, осмотрел его. В последние недели машину странным образом не царапнул ни один осколок. Заплаты на прежних пробоинах начали уже помаленьку тускнеть. Магазины пулеметов также оставались полными патронов — ночные истребители вдруг разам исчезли с неба. Бepг недоумевал, с чего бы это противник махнул рукой на противовоздушную оборону.
И тут штурман Коонен вдруг обнаружил в укрытии бомбу. Видимо, для одного из предыдущих вылетов бомбы подвозили без точного счета. Люки загрузили, а эта болванка со стабилизатором и с красной полоской на носовой части оказалась лишней. Согласно предписанию бомбу следовало немедленно вернуть на склад боеприпасов, но, видимо, никто уже в те дни не придерживался уставного порядка и правил с прежней строгостью. Бомбу попросту откатили к стене и оставили до следующего боевого вылета. Там она и лежала, в то время как все остальные были сброшены в море.
Единственная зажигательная бомба среднего калибра — это было не слишком много. И все же больше, чем ничего. В их теперешнем положении неожиданная находка казалась чем-то спасительным. Перед очередным вылетом Берг распорядился загрузить бомбу в отсек, и они сделали это собственными силами, порядком попотев от непривычного физического напряжения.
С тех пор каждый четверг, если выдавалась хоть какая-то летная погода, они взлетали со своей единственной бомбой. После случившегося Берг никогда уже не решался на самовольную бомбежку. Его мучили угрызения совести и ощущение собственной вины за то, что он без приказа растратил боеприпасы на объекты, которые, может, вообще не надо было подвергать ударам. Не истолкуй он тогда приказ по-своему, отсеки и сейчас были бы загружены на случай, когда однажды вновь последует долгожданный приказ для LQ86. А что он обязательно последует, в этом сомнения не было. Их оставили дожидаться своего часа, это была, конечно же, продуманная акция. Только таким образом можно было объяснить столь долгое отсутствие позывных. Они обязаны были ждать — и они ждали, они были готовы ожидать ровно столько, сколько потребуется.
Берг заставлял себя верить, что вместе с ними дожидаются своей очереди и другие ночные бомбардировщики на иных базах. Приказ поступит тогда, когда это сочтут нужным. Возможно, ждать придется долго, очень долго. Значит, так нужно. Вероятно, надо усыпить бдительность противника, с тем чтобы последующий удар оказался еще более сокрушительным.
Берг с яростью одержимого верил, что война продолжается. Она будет продолжаться ровно столько, сколько потребуется для победы. Иного исхода не было и не могло быть. Он так верил в это, что вера со временем переросла в убежденность.
Каждую неделю Берг направлял свой LQ86 южным курсом на материк Европы, много раз налетанные курсы были настолько привычными, что рука сама выбирала их по какому-то подсознательному велению. Десятки раз ходили они в воздушное пространство многих больших городов при всякой погоде, но всегда ночью. Берг узнавал эти города сверху, будто старых знакомых.
Капало ли там со стрех или ветер кружил сухие пожелтевшие листья, лил ли на мостовую бесконечный дождь или визжали прокаленные морозом рельсы под колесами ночного трамвая, Берг словно бы расхаживал по этим бульварам и площадям. С каждым годом внизу становилось все светлее от витрин, бросавших свой отсвет на пустынные улицы, с каждым годом Берга все настойчивее охватывало чувство, будто он со своим экипажем совершенно одинок над этим замершим миром. Они остались одни — он да штабной бункер, который почему-то все еще хранил молчание.
Уже дважды, словно пробуждаясь от оцепенения, Коонен возбужденно подавал Бергу знаки над самыми светлыми сердцевинами городов, чтобы получить разрешение нажать на кнопку бомбометания. Вероятно, в эти минуты он был не в состоянии совладать с нервами. И оба раза Берг решительно мотал головой и многозначительно постукивал по наушнику. На это Коонен безнадежно махал рукой. После полета он пытался было еще и на земле завести разговор о том, что рация у них, конечно же, вышла из строя, они напрасно ждут позывных, не может быть, чтобы их так прочно забыли.
Берг не стал спорить со своим штурманом и вторым пилотом. За прожитые бок о бок годы они настолько изучили друг друга, что любой возможный спор представлялся таким же неинтересным, как проигрывание шахматных партий из учебника.
Жизнь на острове шла проторенной дорогой. Запасов продуктов и горючего хватало. Всего было завезено с расчетом для ста человек на полтора года. Сотни тонн бензина дожидались перекачки в баки самолета. Хотя покинувшая остров команда и прихватила с собой часть продуктов, для трех летчиков еды еще оставалось вполне достаточно. По осени бортстрелок Клайс иногда ходил с карабином на уток, да и штурмана Коонена часто охватывала страсть рыболова. Но, по правде сказать, их добыча нужна была только разве для разнообразия, положенный паек им был обеспечен и без того.