Зачем оставлять письмо? Насколько я понял, это повелось от того самого прапрапрадеда, имевшего настолько вызывающий нрав, что ради наслаждения пересудами о его персоне, он женился на собственной кузине с хорошим наследством, бывшей старше его на 12 лет и которую, скорее всего, не любил. Хотя, может и любил, и даже, как говорится «до гробовой доски», потому что спустя четыре года после свадьбы, замуровал несчастную жену в подвале. А на его лице надолго поселилась скорбная маска покинутого супруга, от которого «с любовником сбежала горячо любимая жена», оставив на память о себе малолетнюю дочь. Наверное, ему очень хотелось похвалиться тем, как он провел всю родню и знакомых, а сделать это без последствий для себя можно было только в собственной предсмертной записке…
Перебирая старые бумаги и записи, я узнал, что мой отец искал труп нашего соседа Вильгельма, которого надежно упрятал под старинными кирпичами погреба его отец, заревновавший того к первой жене, моей настоящей бабке, умершей от белокровия вскоре после моего рождения. Еще раньше мой дед, переложил две каменные стены, выходящие на задний двор, в одной из которых нашел-таки останки двоюродного брата, замурованные там его отцом по указанию жены, которая в лучших традициях своей семейки, размозжила тому голову в припадке ярости во время дележки дома.
А еще ранее прапрабабка (та самая, первой получившая письмо от родителя с наказом найти в подвале останки её матери), сожгла в печи своего мужа, прах которого послужил удобрением в небольшом саду на заднем дворе, а череп был найден потомком, унаследовавшем дом, при ремонте дубового подножия огромного обеденного стола.
Бабкин скелет я обнаружил через 6 лет поисков, начавшихся после кончины моего папаши, когда, разбирая его письменный стол, нашел конверт с его признанием. Она не была ему родной матерью — высокая худая немка с маленькими острыми глазами, похожими на две горошины, и длинным худым носом. Портрет её и моего деда я нашел среди кучи барахла, когда стал единственным владельцем дома.
В оправдание своего поступка перед наследниками, отец поведал, как в младенчестве мачеха постоянно щипала и колола его иголками, наслаждаясь плачем. Когда он подрос, издевательства стали более изощренными. А после смерти отца, который на все закрывал глаза, и похоже, одной из немногих в семействе естественной смерти, мой папаша, с едва обозначившимися усиками, завербовался на испанский корабль в Сен-Мало, и отбыл на добрый десяток лет. Вернулся он заматерелым детиной, в котором и намека не осталось на нежного юношу, которому мачеха столь любила делать мелкие пакости, что однажды даже наняла двух забулдыг, которые сломали ему два ребра. Хотела сжить со свету, в лучших традициях отношений мачехи и пасынка. Но сжил её со свету как раз-таки пасынок, возвратившись из плавания…
Затем он женился и нарожал детей. Меня и двух моих сестер. Для меня, а может для сестер, наш отец оставил записку, начинающуюся следующими словами: «10 декабря 1985 года я отомщен, а старая ведьма — моя мачеха, замурована в этом доме. Гордитесь своим отцом, потому что она не была настоящей Фрессон!»
Думал, письмо моё будет коротким, а уже на третью страницу перешел… Что же, хоть выговорюсь напоследок.
Отношения с отцом у меня поначалу были нормальными. Сестры повзрослели и повыходили замуж, оставив нас в доме двоих. Отца часто навещала вдова, державшая сувенирный бутик на углу Соборной площади. Так что личная жизнь у него была. Но это не помешало ему лезть в мою. Как-то я не вышел из системы и не закрыл ноутбук, спустившись в туалет, а он в это время зашел в мою комнату и прочитал часть переписки с Жюлем. Назавтра, а также всю следующую неделю, в колледж я не ходил. Разбитая губа заживала долго, два зуба я смог вставить лишь через 5 лет, а синяки — самое простое, что я получил в тот вечер, потому что они прошли самыми первыми. Ноутбук он забрал, но совершенно не подумал про телефон, через который я мог общаться с Жюлем и планировать месть своему папаше. Но это были лишь подростковые побуждения, не больше. Через два месяца колледж был закончен, и я уехал, чтобы вернуться через 15 лет.
Отца я убил в первый же вечер своего возвращения.
— Ты по-прежнему гомик, или женился? — первое, что услышал я, когда он открыл дверь. Не говоря ни слова, я отодвинул его в сторону. Шестидесятипятилетний старик, изнуряющий себя ежедневным пивом с орешками, не представлял угрозы даже для моей утонченной натуры художника.
Зачем я вернулся? В тот год случилось многое — погиб мой любимый человек, мой Арно, с которым я не расставался со дня знакомства, случившегося через год после колледжа и через полгода после расставания с Жюлем. Арно погиб в автокатастрофе, а через четыре месяца я узнал свой смертельный диагноз. Апатия, депрессия, последовавшие проблемы с деньгами. А еще меня неумолимо потянуло в отчий дом, чего я никак не хотел понимать, однако, спустя пару недель после возникшего желания, купил-таки билет до Ренна и приехал из Италии, где проживал вместе с Арно последние восемь лет.