Я скривилась после вопроса Арысь и виновато закусила губу, отвернувшись в сторону от фигур женщин.
- Проклятье! - прошептала и нахмурилась только сильнее, посыпая голову пеплом.
Только вспомнив его лицо, и то как он говорил со мной стало опять дико неприятно. Но лишь появлялась картина того, как Всеслав лежал без сознания на кровати, по телу бежал чертов электрический ток. Он жалил кожу, колол и словно кости плавил.
Я вскочила и пошла в сторону дверей в купальни, но замерла так и не прикоснувшись к ручке рукой.
"Ну уж нет! Я за свои слова должна отвечать! Сказала, пока не извинится, не подпущу, значит, так тому и быть!" - я выпрямилась и уверенно произнесла:
- Научи меня, Арысь! Покажи всё опять, от начала и до конца. Расскажи... - я повернулась и встретилась взглядом с той самой девушкой с алыми волосами.
- Это займет не один день, и не одну ночь, моя Государыня! Но я даю слово, что сделаю всё зависящее от меня.
- Спасибо! - я кивнула, а берегиня вдруг прошептала:
- Он полюбит вас всем сердцем, Государыня! Это неизбежно, покуда ещё ни разу я не видела, чтобы Государь испугался настолько, что отпустил контроль и мне удалось прочитать его эмоции.
Мы замерли смотря друг на друга. Фиалковый цвет глаз Арысь будто заставлял её взгляд светиться изнутри. Он пронизывал, но с тем успокаивал и вселял некую веру в то, что я ещё не успела натворить чего-то непоправимого.
Однако... я горько ошибалась.
Я, не знающая толком ни законов, ни обычаев, ни правил поведения, действительно начала войну не просто со старушкой с добродушной улыбкой. Глупая дура в моём лице залезла в пасть чудовища, считая что сможет с ним справиться.
Всё это оказалось влиянием моей самонадеянной жизни в мире из которого пришла. Там оказывается было всё намного проще, намного яснее и намного привычнее для моего понимания. За эти несколько часов, что Арысь рассказывала о княжеских семьях, я осознала, что необдуманные поступки сгоряча могут привести к реальной, совершенно не эфемерной смерти.
В этом мире существовал закон позволяющий казнить даже правителя. Более того, тюрьма пустовала не потому что никто не грабил, или не убивал. Просто эти люди либо лишались рук за кражу, либо были казнены за убийство. Потому тюрьм почти не существовало. Их заменяли исправительные колонии, в которых всех заключённых не просто просили работать, они были обязаны день и ночь пахать за то, что совершили, дабы искупить свою вину перед государством.
Никакого гуманизма, никакой пенитенциарной системы. Убил - умрёшь. Украл - лишишься рук. Насилие - смерть. Эти порядки поддерживала четкая иерархия - основа порядка в Империи. Начиная от князей и заканчивая смердами, каждый должен был оставаться на своем месте, потому что так повелели боги. Однако никто не мешал выбросить боярина на улицу лишив весь его род и титула, и богатств. Скатиться вниз проще простого, но подняться... Подобное почти невозможно.
Потому вспоминая слова и наставления Арысь, я стояла у огромного монумента усопшим воинам дружины, и понимала, что Катинка никогда бы не вышла замуж за Радолира. По законам этого места подобный мезальянс мог быть благословлен только Матушкой Смотрительницей, а Мирослава ни за что бы не дала разрешения на этот брак.
"Вот почему она так плакала... И вот почему, она так боялась даже взгляда от него. Катя знала, что это невозможно. Однако я, идиотка, вселила в них веру, что есть шанс... Даже судьба воспротивилась этому..." - мысли шептали в голове, а ветер от реки поднимал подол моего платья.
Почти весь двор собрался на месте братской могилы и провожал великого воина. Именно так говорили вокруг, кланяясь мне и Всеславу. Однако как и предупреждала Арысь, даже в такой черный день, все эти люди смотрели на меня, как на пустое место. И даже то, что я стояла по правую руку от Всеслава, и на моей голове была корона ничего не меняло. Меня не принимали, не воспринимали как Княгиню и открыто брезгливо осматривали с ног и до головы, словно моё место в той самой яме, куда опускали черный совершенно гладкий гроб, покрытый тёмно-синей бархатной накидкой.
Возможно когда-нибудь и меня будут опускать в такую же сырую землю. И останусь я в мире, в котором нет ни одного человека, искренне оплакавшего меня. Взгляд невольно упал на руку Всеслава, обтянутую кожаной перчаткой. Руку, которая почти касалась моей в точно такой же тонкой перчатке. Руку, которая так и манила схватиться за неё, и не отпускать из страха. Кто я теперь? Кем стала в этом месте, и кому действительно нужна? Перед глазами встал образ малыша. Маленького мальчика, так похожего на отца.
Следом я словно наяву увидела улыбку Катинки. Её взгляд на Радолира, который я поймала впервые в той комнате в Карпатах. Однако это теплое воспоминание рассыпалось вдребезги, как только послышался громкий и глухой звук того, как каменная плита встала на место, а на ней начали чеканить имя усопшего. Я посмотрела на огромное надгробие и ощутила, как по щеке потекла горячая слеза. Она проложила дорожку по лицу и замерла на губах...
«Тише, любовь, тише, на кленовой ветке, роса,
Мимо скрипящей калитки спешит моё сердце, пора!
По тропинке сквозь поле никуда не спешу,
И подходим мы к камню, под которым лежу…» *
Я закрыла глаза и схватилась за руку Всеслава с такой силой, словно все эти взгляды вокруг способны были убить за секунду. Дрожь прошила тело настолько явно, что ладонь в сильной мужской руке затряслась. Однако успокоилась тут же, как Слав сжал её в ответ, а я посмотрела в его глаза. Он снял перчатку с другой руки и мягко стёр слезы с моего лица, с таким холодом осмотрев всех вокруг исподлобья, что даже я замерла.
Более ничего не сказав, потому что Ярополк взял слово, Слав повернулся обратно и продолжил сжимать мою ладонь в своей, притянув ближе, чем того позволял этикет. Об этих интереснейших правилах я узнала тоже от Арысь. И она не просто настояла, берегиня заставила изучить их наизусть сразу и сходу.
Тишина этого места давила, а я искала глазами только одного человека. Но Катинки нигде не было. Ни среди родственников Радолира, ни среди челяди и слуг, которые их сопровождали.
- Где она? - шепнула, пока шла к машине следом за Славом и князьями.
- Я не нашла её, Государыня. Ни среди приглашенных на погребение, ни в поместье Яренычей её нет.
- Проклятье! - я села в салон, рядом со Всеславом и скривилась от того, как заныло в груди нехорошее предчувствие.
Очень нехорошее...
Говорят каждый поступок - звено цепи. Огромной и настолько длинной, насколько долгой может быть жизнь человека. Говорят, каждое звено - результат долгой работы кузнеца, который олицетворяет наши мысли. Мы обдумываем каждый шаг, и только потом кузнец начинает выливать сталь для нового звена. Мы принимаем решения, точно так же как он смешивает и выливает сплав в форму. Продолжаем взвешивать каждое движение и поступок, а кузнец уже готовит ледяную воду, чтобы закалить звено, которое наши мысли создали за то время, пока решались совершить задуманное.
И вот звено готово, а решение принято, и несёт за собой действия, которые и называются поступками.
Когда кортеж остановился на главной площади перед дворцом, я поняла, что мой кузнец - настоящий идиот, а звено не выковано, а выглядит подобно уродливому крючку на, до недавнего времени, ровной цепи.
- Катя... - я взялась за ручку дверцы, но Слав схватил меня под локоть мертвой хваткой задержав, а следом тихо и гортанно пробасив:
- Мы ничего не можем сделать, Станислава! Это... - он осмотрел моё лицо и холодно закончил, - Послужит тебе наукой...
- Наукой? Мне? Тогда почему это не я стою на коленях на том помосте?!!! А?! - я встряхнула рукой и зарычала так, что кажется жилы на лице вылезли.
- Отпусти! Ты не видишь, что творит эта ненормальная старуха? Или ты слепой совсем?!! - я продолжила тише, но с не меньшей яростью, и потянулась опять к ручке, когда за спиной прозвучал стальной рык гортанным басом: